– Рад, что могу быть полезен, милорд, – сказал я, положив пергамент, и потянулся за пером. – Могу я узнать полную форму обращения к леди?
– Леди Эвадина Курлайн, – произнёс лорд Элдурм, и его серьёзное выражение сменилось задумчивой тоской. – Роза Куравеля.
– Милорд, это официальный титул?
– Сам по себе нет. Но её фамильный герб – чёрная роза, поэтому, думаю, это ей должным образом польстит, не так ли?
«Даже безмозглый бык может хоть раз в жизни попасть, куда надо», – подумал я, одобрительно склонив голову.
– Несомненно, милорд. – Я обмакнул перо и принялся выводить буквы. Ровные строчки быстро и точно появлялись на пергаменте.
– На мой взгляд, Писарь, – сказал его светлость, – ты пишешь даже лучше восходящей.
– Она – великолепный учитель, милорд, – ответил я, не отвлекаясь от насущной задачи. Это был мой первый визит в эту комнату, на самом деле даже первый раз в замок, хотя мои навыки уже обеспечили мне до сего дня несколько кратких выходов за ворота. Мало кто из охранников умел читать, а те, кто умел, плохо писали. Взяться за писарские обязанности для гарнизона было первой уловкой восходящей Сильды чтобы добиться преференций для своей паствы. А теперь, когда её колени всё сильнее и сильнее протестовали против необходимости взбираться к воротам, эта обязанность пала на меня, вместе с новым именем. Для Сильды, Тории и остальных я так и остался Элвином, бывшим подельником легендарного Декина Скарла, искупившим свою вину. А для охранников, а теперь и для этого знатного дурня, я был просто Писарем.
– Позвольте предложить, милорд, – сказал я, написав формальное приветствие, – «Знайте, что вы разожгли пожар в моём сердце», возможно, будет более… прилично, чем упоминание чресл.
– Верно, – согласился он, чуть потемнев лицом. – И, пожалуй, умно. Её жуткий папаша наверняка прочитает его прежде, чем оно окажется поблизости от её изящных ручек. Да и сама леди определённо набожная.
Хотя мои уши всегда жадно ловили любую информацию, от которой можно получить преимущества, я всё же удержался от вопроса об этом жутком папаше и его чувствах по отношению к потенциальному зятю. «Слуга», как много раз предупреждала меня Сильда, «должен знать своё место, Элвин. А ты сейчас слуга, по крайней мере, пока не наступит день нашего избавления».
Я был не единственным слугой, кого взяли из числа людей, трудившихся на Рудниках. Большинство горничных, управляющих и поваров, обеспечивавших бесконечные нужды действующего замка, были каторжниками. Дни они проводили над землёй, но с наступлением ночи их всегда загоняли обратно за ворота. Я очень много слышал о жестокостях отца сэра Элдурма, во время ужасного правления которого регулярно пороли, в том числе и до смерти, и заставляли симпатичных пленниц становиться шлюхами для охранников. Его сын установил куда менее суровый режим, в значительной степени внушённый восходящей Сильдой, которая знала его с детства. Впрочем, его сравнительно просвещённое отношение не допускало никаких послаблений в ритуализированных запретах, управлявших жизнью Рудников – как для узников, так и для охраны. У семейства Гулатт особым предметом для гордости было то, что они ни разу не позволили сбежать ни одному заключённому, и сэр Элдурм не собирался нарушать традицию. И он не стал бы благосклонно смотреть на слишком любопытного писаря, как бы красиво тот ни писал.
Дописывал письмо я до самого заката. Украшение текста требует много времени и сосредоточенности, но обильное словоблудие сэра Элдурма нуждалось в серьёзной редактуре для достижения минимальной связности. В завершённом виде письмо растянулось на четыре страницы, заполненных бурными заверениями в любви и преданности, которые должны были вызвать в моих мыслях жестокие насмешки, но вместо этого породили лишь чувство жалости.
Стараясь изо всех сил смягчить косноязычие сэра Элдурма и его отчаянные мольбы – что всего лишь кратким ответом леди Эвадина успокоит его сердце, – я уже знал, что это безнадёжное занятие. Разумеется, я никогда не видел леди Эвадину Курлайн. Я ничего не знал о её семье или о том, как она познакомилась и заслужила расположение этого юного и искреннего аристократа. Я знал только, что она проживает где-то в Куравеле и, судя исключительно по содержанию и тону письма лорда Элдурма, намного выше его по положению и красоте, как лебедь рядом с жабой.
Довольный моей работой, он как следует прижал печать к воску и отпустил меня с запиской о дополнительной порции еды. Свои богатства я забрал на воротах. Еда на Рудниках почти всегда состояла из солонины, поскольку не так-то легко нести миску помоев вниз по склону, а охранники на них не скупились. Даже в тёмные дни, когда тут заправлял отец сэра Элдурма, все понимали, что рудокопы с пустыми животами мало руды накопают. Так что, по крайней мере, голод не числился среди наших многочисленных тягостей.