Надо как можно скорей набрать 02. Пусть приедут те, кому по долгу службы положено заниматься такими делами и с полным на то правом трогать и щупать все, что находится в квартире.
Белинский шагнул к тумбе с телефоном – и нечаянно пнул небольшой аккуратный портфельчик, валявшийся на пути. Портфельчик отъехал в сторону. Замочек, видимо, был расстегнут или неисправен, потому что крышка расстегнулась и из портфельчика веером вывалились исписанные листочки.
Вид этого портфельчика и торчащих из него исписанных листочков что-то напомнил Вениамину. До такой степени напомнил, что он присел над портфелем на корточки, на всякий случай спрятав руки за спину, хоть сидеть на корточках с руками за спиной – не самое удобное занятие. Он не собирался ничего трогать, хотел просто посмотреть.
Разглядел листки – и поднял брови, удивляясь. Это были анкеты, с какими сейчас, в разгар кампании по выборам мэра, бегали по домам агитаторы. Не далее как позавчера вечером к Веньке домой приходил кареглазый парень лет этак под тридцать – агитатор... Между прочим, с неприятным чувством вспомнил Белинский, этот парень чем-то походил на человека, остывавшего на диване. Тот же цвет волос, то же худощавое сложение, небрежно-элегантный прикид, вот только у мертвеца щеки были покрыты модной щетиной, в то время как агитатор обладал изысканным клочком волос под тщательно выбритым подбородком. И был он весь такой франтоватый, что жена Белинского Инна, открывавшая дверь, немедленно принялась строить ему глазки. У них, у Белинских, существовало такое разделение труда: муж автоматически строил глазки всем хорошеньким женщинам, ну а жена, соответственно, – всем интересным мужчинам.
Увы, Инне не повезло, даром что она была красотка, каких мало, и редкая особь мужского пола могла остаться равнодушной к ее аквамариновым очам. Агитатор оказался как раз таким исключением из правил. Сдержанно улыбнувшись Инне и маячившему за ее спиной Вениамину, он засиял, завидев в дверях кухни тещу Вениамина Белинского, Алевтину Васильевну (женщину моложавую и еще хоть куда!), ринулся к ней – и... Нет, ничего такого: парень всего-навсего битый час донимал мадам расспросами насчет ее политических симпатий и антипатий. Оказывается, у агитаторов была разнарядка, с кого и в каком количестве снимать опрос: столько-то мужчин от тридцати до пятидесяти, столько-то – женщин от сорока и выше. И все в этом же роде. На сей раз у парня с бороденкой возникла потребность именно в женщине под шестьдесят, вдобавок она должна быть обязательно пенсионеркой. Парню повезло, что идеальная кандидатура нашлась именно в квартире Белинских. И он дорвался до дела, оказавшись сущим трудоголиком! Чудилось, он вообще никогда не уйдет. Уже завзятые гуляки, пацаны Белинские, Гошка и Мишка, вернулись со двора и ринулись беситься в ванную. Уже Инна устала находить агитатора привлекательным и приклеилась к телевизору. Даже уж на что Алевтина Васильевна была любительница поговорить, но и у нее от никчемной болтологии сделалось учащенное сердцебиение. А гораздый парнишка вынимал из своего портфельчика новые и новые анкеты и донимал Алевтину Васильевну снова и снова, пока не заполнил все до единого бланка и не исчез наконец.
Тогда Белинский не поинтересовался, что, собственно, выспрашивал агитатор у тещи, а здесь пригляделся к листкам: список кандидатов на пост мэра, список виднейших политиков Нижнего Новгорода, всех городских телеканалов и ведущих газет... А вот и анкеты – наверное, на подобные вопросы и отвечала бедная Алевтина Васильевна. В верхнем уголке графа – «Фамилия, и., о. интервьюера», в которой начертано аккуратным, скупым почерком: «Холмский Д. К.».
Да, не повезло этому неизвестному агитатору. Небось явился в квартиру двадцать шесть выведывать, кому хозяин больше доверяет, кандидату Л., Б., К. или С., сунулся в незапертую дверь – а тут труп на диване. Вот Холмский и кинулся бежать.
Белинский распрямил затекшие коленки и покачал головой, глядя на циферблат, разделявший Хозяйку Медной горы и Данилу-мастера.
Нет, не выходит каменный цветок! Даже такой трудоголик, как тот парень с бородкой, вряд ли приперся бы проводить анкетирование в два часа ночи. Ведь труп еще не остыл, значит, хозяин квартиры был убит не более получаса назад.
Агитатор не мог появиться здесь после убийства, но когда же его папочка здесь очутился? До преступления, или... или во время его совершения? Может, он и есть тот «юморист», который ткнул хозяина в бок востреньким ножичком, а потом вызвал к мертвецу «Скорую»?
Секундочку! А уж не он ли сам, этот неведомый Холмский Д. К., лежит сейчас на диване, с дыркой в боку? Он ведь агитатор. И его убили люди кандидата Л. за то, что слишком хорошо агитировал за кандидата Б.? Или наоборот, тут постаралась команда кандидата Б., что гораздо более вероятно, поскольку кандидат недавно оказался публично уличен в порочащих его связях с каким-то местным авторитетом?
А что? И очень может быть, что все случилось именно так!
Мэй би, как говорят англичане. Мэй би, а мэй би и не би, как говорят некоторые русские!
Интересно, как его звали, этого Холмского? Дмитрий Кириллович? Давид Константинович? Или, может, Данила, в точности как Данилу-мастера? Какой-нибудь Данила Кондратьевич?
Белинский оглянулся на часы, но ни чугунная Хозяйка Медной горы, ни таковой же Данило-мастер ответить не пожелали. Может, потому, что и сами не знали, как зовут неведомого Холмского и кто он вообще такой.
Ладно, хватит тратить время на пустые догадки. Это вопросы к профессионалам, пусть они и отвечают.
Веня подошел к телефону, снял трубку и уже хотел было набрать 02, как вдруг заметил высветившийся на определителе номер. Какое-то время Веня смотрел, не веря своим глазам, потому что это был номер его собственного телефона, квартирного. И первая мысль, которая мелькнула у него, была такая: Инна, жена, зачем-то звонила сюда. Инна знакома с этим человеком! В то же мгновение Веня рассмотрел тройку, стоящую перед всеми цифрами. То есть сюда звонили с семизначного номера, начинающегося с тройки. Или отсюда набирали этот телефон.
Белинский устало покачал головой. Все-таки у него психика пещерного человека! Отелло, сущий Отелло! Стоило только допустить совершенно бредовую, безосновательную мысль, что Инна могла звонить этому мужчине... Главное дело – направо и налево гуляет он сам, совершенно не сдерживая своей, так сказать, многовалентности, а Инна – дама с устойчивыми принципами, однолюбка, даром что кокетка. При этом она совершенно не ревнует Веню, зато Веня бесится при малейшем намеке на подозрение!
Однако мысль об определителе номера натолкнула его на интересную догадку: отсюда ли звонили в «Скорую»? То есть верно ли предположение о том, что кто-то воткнул ножик в бок хозяину квартиры, а потом сам вызвал врача? Веня начал вызывать опцию «Исходящие звонки», но в эту минуту телефон грозно загудел и отключился. Цифры пропали с табло.
Белинский зажмурился. Вот-вот, не зря теща говорит, что ей проще самой выкрутить перегоревшую лампочку, не то вообще все электричество в квартире перегорит, если за это возьмется Веня! Сломал чужой телефон... Ладно, одно утешение, что этого никто не видел и никто не докажет, что это сделал именно косорукий доктор Белинский. А милицию вызвать – на это и сотовый есть. Дороговато, правда, выйдет, но сойдет за искупление греха!
Вениамин достал из кармана телефончик, подумал-подумал, а потом вместо 02 набрал совсем другой номер. Это был телефон линейной подстанции «Скорой помощи» Нижегородского района, где работал Вениамин.
– Слушаю, «Скорая», – отозвалась диспетчер Света.
– Светик, это Белинский, – сказал Веня. – Будь другом, звякни на центральный пункт, спроси, высветился ли у них номерок, по которому поступил вызов насчет подозрения на микроинфаркт на Минина, четырнадцать?