Пело под колесами шоссе, и уносились прочь тополя, похожие на старух с заломленными к небу руками, позади оставались сонные домики ферм, где спали, ворочались, храпели во сне. Ветер скорости рвал брех потревоженных собак, наливал мускулы силой. Уныние давно покинуло Горда, ему казалось, что само пространство земли бежит и вращается, повинуясь движению его руля.
Проснулся он без усилий. Окна были зашторены, в полутьме оранжево светился циферблат настольных, у изголовья, часов. Тускло, как омут ночью, поблескивало стекло книжного шкафа.
Стрелки приближались к восьми. Можно было не вскакивать, можно было понежиться, точно на каникулах в детстве. Голова была свежей, отдохнувшей, мысли текли ровно, тон их был светел, вчерашнее забылось.
Не глядя, Горд включил транзистор. В тишину комнаты тотчас ворвался приподнятый голос диктора.
- ...антигравитация. Официальный представитель фирмы, господин Мильонер, заявил вчера, что успешное испытание антигравитационного двигателя доктора Горда означает революцию в технике транспорта, строительства, межпланетных полетов. "Тяжесть побеждена! - сказал представитель фирмы. - Вскоре человек без труда достигнет самых дальних планет Солнечной системы". Подробности сообщены не были, однако мы надеемся...
Речь диктора перебил телефонный звонок. Начинается! Выключив приемник, Горд схватил трубку.
- Да, слушаю... Баллах? Рад тебя слы... Что-что? Как это не будешь на совещании? Не понимаю... Какое лицо? Слушай, ты просто перебрал... Что? Да успокойся же! Сейчас приеду, жди!
Горд с досадой отбросил трубку. Вечно с Валлахом что-то случается. Как при всех затруднениях, рука привычно потянулась к сигаретам. Огонек зажигалки заставил зажмуриться. Нервная затяжка обожгла легкие. Горд закашлялся, вскочил, отбросил штору, торопясь, пересек спальню и, ослепленный хлынувшим светом, впопыхах зацепил ногой стул.
Чертыхнувшись, он машинально потер ушиб и вдруг обнаружил, что по ткани пижамных штанов скользит нечто нелепое, зеленое, и это нелепое - его собственная рука!
Оторопев, он продолжал смотреть, как шевелятся пальцы, еще вчера такие обыкновенные, а сейчас неправдоподобно чужие, страшные, уродливо-зеленые.
Сорванная пижама отлетела прочь, и зеркало равнодушно отразило все его кошмарное, немыслимое, зеленое с головы до пят тело. Внезапный и ужасный факт осознается, однако, не сразу, и еще несколько секунд Горд тупо смотрел на свое отражение в зеркале, сжимая в пальцах спокойно дымящуюся, забытую им сигарету.
Залился телефон. Горд долго его не слышал. Наконец услышал, каменно снял трубку.
- Слушай, Баллах, со мной то же самое...
Но это был не Баллах. Голос в трубке ревел, молил, всхлипывал, - слов нельзя было разобрать. "Мир сошел с ума", - отрешенно и даже спокойно подумал Горд.
Мир действительно сошел с ума, потому что рыдающий голос принадлежал Мильонеру.
За окнами лежал искристый снег. Тугие лапы елей гнулись под тяжестью белых наметов, но голубые прозрачные тени всюду напоминали о близкой весне.
- Я слушаю, - сказал Горд, не оборачиваясь.
- Все, собственно. - Баллах кинул обгоревшую спичку в пепельницу, промахнулся, но не стал поднимать. - Ты будешь спорить с выводом медицинских светил? Глупо.
- И бесполезно?
- И бесполезно. Повторяю по пунктам. Во-первых, именно антигравитация придает коже тот изумительный лягушачий цвет, который отрезал от общества тебя, меня, всех, кто соприкасался с работающей машиной. Во-вторых, от этого, как утверждают медики, нет средств защиты. Лекарств тоже. Позеленение безвредно для здоровья? Пусть так, но вечный, с прозеленью, загар - это не для нормального человека. Никто не жаждет стать зеленым негром. Гнусный цвет. Посему антигравитации не быть. Жалеешь?
- Дурацкий вопрос...
- Прости.
Горд отвернулся от окна. Его лицо на ярком фоне выглядело черно-зеленым.
- Послушай, Баллах... Я верну тебе твой вопрос в несколько иной форме. Зачем жив человек?
- Ну, знаешь! - Под Валлахом заскрипел диван, одной босой пяткой он почесал другую. - Оставь эту тягомотину философам.
- Нет своего мнения?
- Да как сказать... Чисто наблюдательным путем я установил, что люди живут затем, чтобы есть, пить, спать, размножаться, то есть затем, чтобы жить.
- Не вижу, чем твой человек отличается от животного.
- А он и не отличается.
- Тогда чего ради он придумывает всякие машины?
- А шут его знает!
- Врешь... Когда мы сутками корпели над машиной, ты был весел, свеж и насвистывал. В те дни у тебя было все, но ты плевал на все, тебе была нужна машина. На жратву, на выпивку, на сон, на само здоровье плевал. Сейчас у тебя тоже есть все, но нет машины. И ты не встаешь с дивана, ты опустился, лежишь в пижаме, изводишь бренди, хандришь.
- Загар, мой милый, зеленый загар. Не люблю быть прокаженным. К чему, однако, весь разговор?
- Хочу выяснить, где и в чем мы ошиблись.