Остальные в группе косились на Ленку, пытаясь выяснить, откуда она взяла немалые деньги на поездку.
- А кем ты работаешь? - спросили её несколько раз.
- Студентка.
- А твои родители?
- Инженеры.
Внутри Ленка умирала со смеху от их неловких детективных попыток, но внешне соблюдала невинно-таинственный вид.
На пересадке в Шереметьево к группе присоединились трое москвичей. Почему-то жители двух столиц сбились вместе. Прилетели уже к вечеру и расселились по номерам. Гостиница была чистая и в хорошем состоянии, но квартал оставлял желать лучшего. Из окна Ленка видела комнату в доме напротив, с нарами в три яруса, на которых лежали голые то ли алжирцы, то ли тунисцы. Она быстренько задернула занавески. В тур входили только завтраки - за обед и ужин надо было платить самим, но гулять по незнакомому району в темноте в поисках ужина не хотелось. У москвичей оказались бутерброды, Ленке папа дал на случай возможной продажи бутылку водки. Девушка даже представить себе не могла, как её продать в Париже, а потому, к всеобщей радости, просто поставила на стол.
Знакомство было быстрым, точно, как в купе поезда - видишь людей на время поездки, можешь выложить им душу, в твёрдой уверенности, что никогда не придётся встретиться опять. Старший из москвичей, назовём его Юрий Васильевич, крепкий мужик лет пятидесяти, был какой-то шишкой в тогдашнем правительстве и, помимо осмотра достопримечательностей Парижа, хотел встретиться с французской фирмой насчёт возможного бизнеса. Парень помоложе, Владимир, был его заместителем. С ним приехала очень красивая девушка лет тридцати, Катя. Постепенно из разговора выяснилось, что Юрий Васильевич женат, с детьми примерно одного с Ленкой возраста. А Володя и Катя тоже были женаты, только не друг на друге. Ленка удивилась тому, что они так откровенно об этом говорили. Ей даже стало несколько неприятно, но в конце концов, это были их дела, и не ей осуждать поступки незнакомых людей.
Наутро всей группой направились в Лувр. Входили через только что построенную пирамиду которая, несмотря на все споры и раздоры, идеально вписалась в вымощенном камнями дворе, отражая своим стеклом и металлом потемневшие от времени желтовато-коричневые стены древнего дворца французских королей. Лену охватил трепет, когда она, как много раз воображала, взошла по широкой лестнице к статуе Ники Самофракийской, будто летевшей ей навстречу. Богиня победы, без рук, но с развевающимися за спиной крыльями - воплощение её мечты.
В Лувре именно в то время проходила реконструкция одной из боковых галерей, а потому все картины были в беспорядке: Рафаэль делил стену с Буше, Веласкес с Рубенсом. Многим бы это не понравилось, но Ленка была в восторге - никогда потом Лувр не казался ей таким живым и реальным. Мона Лиза не была сокрыта стеклом, как сейчас. Знаменитый шедевр да Винчи казался маленьким и незначительным. Рядом на стене висели таблички «не фотографировать», но толпа их дружно игнорировала, вспышки мелькали с пулемётной скоростью, так что два полицейских постоянно смешно подпрыгивали перед картиной, размахивая руками и крича: «Нет, нет, нельзя!».
Лена провела в Лувре несколько божественных часов, а когда вынырнула под пирамиду, то обнаружила, что её новые друзья полдня просидели в кафе. Лена и Марина пошли гулять по городу, и после трёхчасового марша, заданного непреклонной подругой, Марина, в туфлях на высоком каблуке, так натёрла ноги, что не знала, сможет ли ходить на следующий день.
За завтраком Володя и Катя похвастались, что установили контакт с французской фирмой (смартфонов тогда ещё не было), и за ними должны прислать машину. Юрий Васильевич ещё не появлялся, и Катя попросила Лену:
- Ты не можешь пойти посмотреть, почему он задерживается? Нам с Володей надо фотоаппараты из комнаты забрать.
- Конечно, - Лена побежала вверх по лестнице к номерам.
Когда она постучала, ей ответили «Войдите».
Юрий Васильевич, ещё лежавший в постели, потянулся со сна, и Лене стало неудобно. Остановившись у двери, она выпалила скороговоркой: