Майор осадил коня. Несколько всадников поскакали в разные стороны на разведку. Из сарая, покачиваясь, вытирая рукавом пот со лба, шел старшина Карасев, черный от копоти и грязи, пропахший порохом.
— Товарищ майор, банда более трехсот человек… Савин и Григорьев пали…
Глаза Дженчураева сверкнули, брови сдвинулись…
— А ты, старшина, уцелел? Бросил людей у бункера, а сам, герой, втроем хотел Ворона взять? Людей сгубил и Ворона упустил?
Белесенко соскочил с коня и поддержал падающего Карасева…
— Эх… — только и сказал старшина. Силы его оставили, сверхчеловеческое напряжение сказалось.
— Товарищ майор, банда отходит на подводах. Пулеметы бьют по нашим…
— По коням. В атаку!
— Товарищ майор, людей только потеряем. Три пулемета у них. Есть ли смысл атаковать? — вмешался Антонов, поставив своего коня поперек пути.
Дженчураев смерил его взглядом, но придержал Буланого.
— Да, в лоб атаковать не стоит. Выходи со своей заставой в тыл. Встретимся в селе. Галопом, марш! — и майор повел свое кавалерийское отделение с тачанками по просеке в лес…
Ворон зло ругал атаманов.
— Это, пся крев, партизанщина! Напали на троих гадов. Сами себя выдали. Не подоспел бы я со своей сотней и не отвел вас, лежали бы порубанными на заимке. Эх, горе-вояки… Да я вчера встретил этого майора, нерусского черта, и не тронул, чтобы шума не поднимать, не срывать операцию. А вы на рядовых позарились…
Бандиты, увешанные оружием, сидели вокруг стола и вдоль стен на скамьях. Ворон стоял в переднем углу под образами. Черного каракуля папаха лежала на краю стола. На папахе, смяв ее, поблескивал маузер. Сдерживая себя, Ворон говорил низким грудным голосом. Старался внушить, что недалек час праздника на их улице.
Есаул в бараньей лохматой шапке, со шрамом через все лицо, перебил Ворона:
— Гитлер обещал Украину, как только оккупирует ее. Украина еще в сорок первом была под пятой германа. Почему же гитлеряка не сдержал слова? Не пора ли нам в кусты, пока головы на плечах?
Завозились, задвигались бандеровцы, крякали, оборачиваясь в сторону есаула со шрамом, Ворон повел взглядом, двое его телохранителей выросли по бокам, сверкнули стволы автоматов.
— Вы, пся крев, с ума посходили? — крикнул Ворон. Есаул со шрамом угрожающе поднял руку с гранатой. Его плотным кольцом окружали свои. Лязгали затворы, щелкали предохранители. Ворон не притронулся к маузеру, понимал, чем бы это кончилось.
— Головы уцелеют, если добьемся своего. А с миром идти поздно. Остудите кровь.
Пограничники тем временем осторожно двигались по селу, проверяя хату за хатой. Бандеровцы, пока шел совет у Ворона, отдыхали. Сквозь разорванные тучи показалось синеватое небо, проглянули редкие серебристые звезды. Время перевалило далеко за полночь.
Майор Дженчураев подошел к хате, окна которой слегка светились. Сквозь прорехи занавесок майор увидел двоих бандеровцев, винтовки стояли у стены. На столе — горбуха ржаного хлеба. Бандиты ужинали. Хозяйка стояла тут же, прислонившись спиной к печи.
Дженчураев подозвал Миколу Белесенко.
— Зайди и заговори их. За тобой — мы.
Микола постучал в дверь. Пограничники спрятались за домом, майор смотрел в окно.
Хозяйка направилась к дверям, но бандеровец остановил ее, взял винтовку и пошел сам.
— Кто? — спросил он.
— Свой, свой, открой, — по-украински ответил ему Микола. Бандит откинул крючок.
— Не пужай, напуган давно! — весело сказал Микола, проходя в хату.
— Бис тоби знае. Ходють тут разные. «Зеленые фуражки» близко, — ворчал бандеровец.
— Ночью не пойдут, а вот на рассвете могут. Погодка-то установилась.
Сели на свои прежние места.
— Ты из якой сотни? — поинтересовался один, видать, уже насытившись, и протянул кружку с кипятком Миколе. Другой отрезал сала, а остальное завернул в тряпицу и сунул за пазуху.
— Из сотни атамана Бойко, — Микола принял хлеб и сало. — Благодарствую, панове…
В хату ввалились пограничники с автоматами.
— Будем знакомы, — проговорил майор. — Спокойно. — Дженчураев повернулся к своим. — Выставить посты. Я нахожусь здесь. О капитане Антонове доложить немедленно.
Вскоре подошла группа Антонова.
Горизонт на востоке начинал понемногу светлеть. Близился рассвет.
Пограничники цепью двинулись по селу, за ними следовали тачанки с пулеметами. Передовой дозор достиг дома, в котором заседал Ворон. Часовой успел выстрелить, кинулся в хату, заорал истошно: