— Пушкин все умел. А вот ты, сержант Карасев, что бы делал, если бы сегодня к утру на тебя одного с десяток фрицев навалилось? — неожиданно для бойцов спросил Дженчураев.
— Да их от самой границы на меня не меньше приходилось, — нашелся Карасев.
— И что ты им, анекдоты рассказывал?
— Бил и буду бить, товарищ капитан!
— Значит — бить? А как думают остальные?
— Сейчас у всех одна дума, — ответил за всех старшина Подниминоги и соскочил с нар, за ним поднялся с поленницы дров старший сержант Скалов, они двинулись к выходу. — Мотор погреть треба, — проходя мимо Стрельцова, как бы извинялся старшина. — Чую, жарко буде…
Когда возвращались на командный пункт, луна еле проглядывалась, затянутая морозом.
— Хороша погодка. Фриц в такую стужу в окопах не усидит. Подождем мало-мало и ударим.
А когда зашли в блиндаж, Дженчураев спросил Стрельцова:
— Ты как, друг, может, сомневаешься?
Стрельцов снял танкошлем, словно ему было жарко, присел к столу.
— Хуже всего, капитан, когда тебя одолевают сомнения, — начал мой комбат как-то философски. — Но что поделаешь, таков уж человек. Начнется бой — сомневаться поздно. Так давайте сейчас разрешим все, У нас единственная надежда на успех — внезапность, атака, а не оборона. Ночная атака, капитан. Если обороняться, немец своим превосходством сомнет нас. Лечь костьми никогда не поздно. В этом у меня сомнений нет.
— А я-то думал, капитан, друг ты мой… Но прости, прости. Засомневался я в тебе, когда пожалел ты фрицев, отправленных к аллаху сержантом Васюковым.
Антонов похрапывал на нарах, упрятав голову в воротник полушубка.
— И нам часок соснуть не мешает. Бурмистров!
— Я слушаю!
— Через час сыграешь подъем!
— Есть!
Сон сразу же сморил меня, словно я не думал незадолго перед этим о самоуничтожении, о безрассудности атаки на позиции немецкого полка. Бесшабашность Карасева, спокойная уверенность Подниминоги и Скалова, дерзкое единство всех бойцов — бить врага, как бы силен он ни был — зарядили и меня бесстрашием, сняли все сомнения. Но сомневался в ту ночь не только я и мой комбат. За час до атаки на командный пункт примчался на мотоцикле связист из штаба полка. Он привез приказ — держать оборону на позициях бывшего военного лагеря, атак не предпринимать.
Дженчураев побагровел, глаза его сузились и потемнели. Он ругался и в Христа и в аллаха.
— Да как здесь удержишься? На такой узкой полоске? Обойдет фриц, если в лоб не сломит. И так и эдак — выйдет к нам в тыл… Слушай, связной, не видел я тебя и приказа не видел, понял? Застрянь со своим мотоциклом где-нибудь в сугробе на полчаса. Ответственность беру на себя. Если бы командир полка был здесь, он поступил бы точно так же, атаковал. Но пока связываешься с ним, доказываешь — рассветет — и, как говорят немцы, капут нам. Капут! Нет, нет…
— Пожалуй, командир группы прав, — вмешался Стрельцов. — Обороняться здесь против полка безрассудно, ты и сам понимаешь. Я вот что предлагаю. Ты не видел капитана Дженчураева. Он со своими пограничниками на восьми танках уже в атаке, а я с остальными машинами и красноармейцами остался на рубеже лагеря для обороны и прикрытия. Мне ты и вручил приказ. Пойдет так?
— Рахмат тебе, друг! — Дженчураев обнял Стрельцова. — И тебе, связь, рахмат, — спасибо, значит. — Капитан так же горячо обнял лейтенанта-связиста, которому ничего больше не оставалось, как согласиться с доводами двух капитанов.
В 6 часов 00 минут без сигнала началась атака. Пограничники, под прикрытием темноты не замеченные врагом, сосредоточились в юшковских огородах. Разом по деревне ударили танки — и атакующие, и оставленные для прикрытия. Не успели отгрохотать разрывы снарядов, басовито, с присвистом послала свой залп «катюша». Хвостатые молнии вспороли темноту, и там, где скрывались они, поднялось зарево. Пограничники пошли в штыковую.
Я с рацией еле успевал за передвижным КП Дженчураева. Я держал связь со всеми машинами и готов был корректировать их огонь.
Пограничники с ходу сняли сторожевое охранение и ворвались в горящую деревню, в окна уцелевших изб и домов полетели гранаты. С северной и восточной стороны в Юшково мчались наши танки, давили гусеницами технику и вражеских солдат, которые в одном белье метались по горящим улицам.
Мы пробирались к центру деревни, там задержались гитлеровцы.
— Попроси-ка, джигит, огоньку! — приказал мне Дженчураев.
Немцы вынудили нас залечь. Я быстро связался с капитаном Стрельцовым, а вот и результат: по центру ударили танки прикрытия, враг побежал.