— Эти медали, — лейтенант кивнул на мои «Отваги», — в сорок первом заслужить — не то что сейчас. — И он ткнул рукой в свои ордена. — Запомни, Яско.
— Есть запомнить! — четко выкрикнул патрульный, брякнув прикладом о цементный пол.
Лейтенант поморщился, и я вздрогнул, где же я видел этого человека? И опять вспомнил отца. Да, в лейтенанте было что-то от моего бати.
— Можешь быть свободным, Яско.
Отпустив патрульного, лейтенант снова уткнулся в мои бумаги. Он снял фуражку, стал виден ровный пробор в чуть седых русых волосах. Я прикусил губу, сдерживая крик: я боялся ошибиться.
Это было давно, очень давно, но детская память цепкая.
Отца долгое время не было дома — может, месяц, а может, два. Мы с мамой скучали. Больше скучала, конечно, она. А я — что я понимал тогда, трехлетний малец? Батька вернулся неожиданно, поздно ночью. Поцеловал меня сонного, но утром я сразу вспомнил, что он приехал, кинулся к маминой постели. Отца не было. Не было и мамы. В другой комнате на полу спал человек. Он укрыт одеялом, только одна голова видна на подушке, вернее, затылок. Папкин затылок! Я прижался к небритой щеке. Человек проснулся. Вскрикнув, я бросился из комнаты. Человек не был моим папой. Это был другой, но до чего похож! И не страшный, а не папа.
Из кухни тянуло запахом жареной колбасы. Папа так любил жареную колбасу. Остановившись в дверях, я увидел спину отца, он жарил колбасу. Но, может быть, и этот не папа?
— Что с тобой, сынок? — мама подхватила меня на руки. Глаза ее испуганны.
Жаривший колбасу повернулся. Страх в глазах матери исчез, как только она увидела радость в моих. Передо мной стоял мой папа.
— А там кто? — я повел глазами на дверь в комнату. Мать и отец рассмеялись — наверное, поняли, что произошло.
— Этот дядя, сынок, твой дядя. Мой двоюродный брат. Пойдем знакомиться.
Больше я папиного двоюродного брата, так похожего на папу, не видел. Он работал где-то далеко, чуть ли не в Китае. Но случай этот оставался в памяти, вспомнил я его и сейчас.
Лейтенант протянул мне документы, улыбнулся одними глазами. Нет, он не похож на моего отца. По крайней мере, на того отца, которого я видел в последний раз, этот старее — не старше, а именно старее.
— Дядя, — тихо сказал я и шагнул к лейтенанту. Он поднялся, вышел из-за перегородки, разделяющей нас, и обнял меня.
— Узнал, узнал все же… Ну, вот и встретились… Сначала было глазам не поверил, а глянул документы… Ну, ну, ничего.
Зазвонил телефон. Лейтенанта куда-то срочно вызывали.
— Вот что, оставайся у меня на день-два. Идем, идем. Отдохнешь малость.
Дядя, слегка подталкивая меня, шел по какому-то коридору. Раньше здесь, видать, был широченный зал, а сейчас его дощатыми перегородками поделили на каморки, в одной из таких жил мой дядя, по соседству — солдаты и сержанты из комендатуры. Сейчас здесь стояла тишина, люди, наверное, в наряде, а отдыхающие спят.
— Вот, располагайся. У меня топчан и койка. Занимай что душе угодно. А я, может, и до утра не вернусь. Ну, побежал.
Он не бежал, не скоро усталые его шаги затихли под сводами этого полумонастыря, полукрепости.
Мне тоже пора было отдохнуть, от волнения или от чего другого я голода не чувствовал, а ноги после хождения по Москве гудели, как телеграфные столбы. Я стянул сапоги, приоткрыл маскировочную штору на стрельчатом церковном окне, на воле — темень. Час поздний. Устроившись поудобнее, я накрылся шинелью и быстро заснул, но спал беспокойно. То мать появлялась передо мной, то отец, то дядя-лейтенант, а потом приснилась Зорька, постепенно она приобретала черты моей девчонки, и вдруг эти образы слились. Я даже услышал, словно наяву: патрульный Яско разговаривает с моей любовью. Это было слишком. Надо просыпаться, я открыл глаза, а голоса не пропали:
— Выпейте стаканчик. По жилкам так и пойдет…
— Позвольте, я этого не люблю. Это просто неуважение ко мне. Я лучше уйду. Переночую на вокзале.
— Ладно. Больше не буду. А с вокзала прогонят…
— Я солдат, еду в часть. Где же мне ночевать?
— Вот и я говорю, чем валяться на полу, спите у меня.
— Но вы не даете спать. Я спала с ребятами, но те…
— Так и нечего время тянуть. На сон и часа не останется.
— Пустите. Вы не так поняли меня. Мы спали в одном блиндаже, в одном окопе, но…
— Знаю я, знаю…
— Пусти, кобель несчастный. Нет, нет… Товарищи!
В два прыжка я выскочил из каморки лейтенанта и кинулся к соседней, удар ногой — и крючок слетел, дверь распахнулась. Заплясало пламя свечи.
Я не мог выговорить ни слова. Яско соскочил с топчана, девушка, пряча колени под юбку, забилась в угол. Ступая босыми ногами по холодному каменному полу и переваливаясь по-медвежьи, Яско шел на меня. Глаза его горели совсем как у зверя.