Фашисты заметили самолет. Заговорили зенитки. Раздумывать было некогда. Открылись люки, и вниз один за другим устремились парашютисты. Резким порывом ветра парашют Веры отнесло в сторону, и он зацепился за верхушку высокой сосны.
Вера повисла между небом и землей. А кругом тишина… Прошел час, другой. Отекли руки и ноги. Но освободиться от парашюта так и не удалось. Ветви были далеко. Как ни старалась Вера, но дотянуться до них не могла. А перерезав стропы, упала бы с большой высоты… Так неудачно начиналось ее пребывание в тылу врага.
Из предутренней мглы как бы вспыхнул чей-то добродушный голос:
— Глянь, Вася, якась дивчина на сосне растет!
Вера глянула вниз и увидела двух парней, опоясанных патронташами и с автоматами за плечами.
— Ты що дурочку валяешь? Какие-такие дивчата могут на сосне быть?
— А ты глянь ось сюды…
— Долго еще говорить-то будете? — отозвалась Вера. — Лучше бы помогли…
— Точно: дивчина! Товарищ командир, можно снять ее оттуда?
— Лезем!..
Привели Веру в отряд, командир разведки доложил командиру отряда:
— Ось, яку птыцу на сосне споймалы!
В тот же день партизанского врача ожидало боевое крещение. После схватки отряда с карателями Вере пришлось сделать первую операцию.
Чем она больше занималась — врачеванием или боевыми делами? И на Волыни, и под Луцком, и под Ровно ее можно было видеть то в белом халате, со скальпелем в руках во время операции, то в тяжелых солдатских сапогах и гимнастерке.
…В сенях послышался шум. Это вернулся хозяин.
— Выпросил телегу у старосты, — сказал он. — Собирайся, жена! — Потом подошел к Вере, присел рядом с ней на лавку и тихо заговорил: — Так ты… насчет того, не подбирали ль, мол, на дороге твою маманьку? Ну так вот что… Когда стали стрелять, я в садик выбежал, затаился. Вижу — падает самолет за селом, как факел. А в небе парашютисты. Семь. Один уже совсем низко. А остальные шесть еще высоко, и по ним немцы вовсю из автоматов лупят… Те шестеро все погибли. Их через село утром везли. А седьмой… Пропал седьмой!
Партизанка поверила этому человеку. Доверилась ему.
— Как были одеты летчики?
— Все в военном, в комбинезонах. Это я точно видел.
— А в штатском среди них не было ни одного?
— Нет. Все в военном…
— Седьмого немцы ищут?
— Вроде нет, не ищут. По хатам никто не шукает… Ты вот погоди. Я поеду с жинкой, а сюда сейчас кум мой заглянет. Он тебе, може, что и поинтереснее расскажет…
Когда хозяин увез жену, пришел другой, пожилой крестьянин — кум хозяина. Он рассказал Вере, как они с соседом везли на базар во Львов арбузы, как остановились, увидев лежащего в пыли человека. Решили, что пьяный. Подняли, положили в повозку на солому. А во Львове он ушел от них…
— Куда?
— А хто ж його знае. Бильше нэ бачылы його.
— Он что-нибудь говорил?
— Ни. Молчав.
— Вы могли бы его узнать, если бы вдруг увидели? — спросила Вера.
— Може, и признав бы…
И добавил, что у того человека кожа дюже бледная, зеленоватая даже. И еще на шее большое красное родимое пятно. Думали — не кровь ли? Нет, родимое пятно.
— Так он ничего вам и не сказал? Ничего у вас не спросил?
— Ничого.
— А вы по-украински, по-русски или по-польски говорили в тот раз между собой?
— По-польски…
Вера узнала: Густав Варец жив, вернее сказать, был жив. И попал во Львов…
Во Львове она бродила по больницам и врачам, все искала «матушку», но выведать что-нибудь еще о Вареце не смогла. Возникло предположение, что его схватили гестаповцы.
Ей надо было теперь встретиться со связным партизан, который мог сообщить, кто за последнее время попал в гестапо: связной служил посыльным в городской комендатуре и зачастую был свидетелем разговоров, которые давали ему возможность быть в курсе многих важных событий, происходивших во Львове.
— Видел такого, точно, видел! — сказал связной. — В гестапо он.
— Его в одиночке содержат?
— Звать его Шварц… Так записано в регистратуре… А содержится он… в камере, куда сгребают всех подозрительных. Там кого только нет: и старые, и малые, и мужики, и бабы… Факт. Я всех, кто в одиночках-то, наизусть знаю…
Итак, Вера узнала главное. Можно было возвращаться на партизанскую базу.
Сколько подобных заданий выполнила Вера! Сколько раз ходила она в разведку — на железнодорожные станции, в города, в села…