— Но у меня консультация, — возразил он дежурному врачу, стараясь говорить спокойно.
— Придется отложить. Травма серьезная. Пострадал офицер. Больше послать некого.
Лещевский вышел в коридор госпиталя, чувствуя, как гулко, до боли, колотится сердце. Задержаться с выездом? Но это сразу вызовет подозрение. Выехать со склада до взрыва он тоже не успеет. Отбирая необходимый инструмент в чемоданчик, Адам Григорьевич то и дело бросал взгляд на часы и лихорадочно подсчитывал секунды. Пока он сядет в машину, пройдет минут пять, двадцать уйдет на дорогу. Значит, на складе он будет без десяти двенадцать. Что делать? Как поступить? Где бы задержаться по дороге?
Во дворе госпиталя ждала санитарная машина. Шофер, скуластый парень, щурясь от солнца, светившего по-весеннему ярко, спокойно курил самокрутку. На снегу лежали голубоватые тени.
Оглянувшись, Лещевский выронил чемоданчик. Инструменты рассыпались около заднего колеса. Адам Григорьевич поспешно присел на корточки и, собирая ножницы и хирургические щипцы, вонзил ланцет в резиновую покрышку.
Усевшись в машину, приказал шоферу:
— К Мотовилихе! Инструменты придется прокипятить на месте.
Алексей зашел в портняжную мастерскую, которая находилась на Сенной улице в центре города. Алексей и Шерстнев последнее время встречались там под видом заказчиков. У Афанасия Кузьмича было много клиентов, дверь хлопала часто, и это было довольно удобное место явки.
Когда Алексей пришел, Афанасий Кузьмич снимал мерку с заказчика — грузного усатого человека в хромовых сапогах и брюках галифе. Завидев Алексея, глазами указал ему на дверь в другую половину мастерской.
— Подождите там. Примерка еще не готова, — сказал Афанасий Кузьмич.
В маленькой комнатке у стола с лоскутами сидел Шерстнев. Они поздоровались.
Не отрывая от Алексея взгляда косоватых улыбающихся глаз, полицейский прошептал:
— Здорово, здорово, именинник.
— Именинник? — удивился вошедший.
— Конечно. Сегодня же день Алексея, божьего человека.
— Не устроить ли нам по этому поводу маленькое торжество?
— А что, пожалуй.
Тимофей хитровато улыбался. Чувствовалось, что он жаждет сообщить какую-то приятную новость.
— Ладно. Выкладывай, — засмеялся Алексей. — Задерживаться тут особенно не стоит.
— Эх, — вздохнул Шерстнев, — надо бы заставить тебя потанцевать, да место неподходящее. Так и быть, смотри…
Тимофей снял шапку, достал из-за подкладки крохотный листок бумаги и протянул Алексею.
На листочке карандашом была выведена цифра: номер партийного билета чекиста, партизана Алексея Столярова.
Дело в том, что давным-давно Алексей просил Карновича связаться с Центром и передать несколько слов: «Коршун жив. Ждет указаний». У местных подпольщиков рации не было: немцам удалось запеленговать ее, и она попала в руки гестапо. Поэтому подпольщики держали связь с Москвой через партизанский отряд Кузьмича, действовавший в лесах за Днепром.
Партизанский связной принес зашифрованное послание. Еще в Москве было условлено, что Центр подтвердит получение первых сведений от Столярова номером его партийного билета. И вот теперь Алексей вертел в руках крохотный листок бумаги с долгожданным ответом и всматривался в знакомые, дорогие цифры.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд Шерстнева: тот наслаждался произведенным эффектом. Столяров не мог произнести ни слова. Отвернулся к стене: не хотелось, чтобы Тимофей видел его заблестевшие слезой глаза. Успокоившись, выдавил:
— Ты даже представить не можешь, какая это для меня радость.
Да, это был праздник. Пришел конец одиночеству, неизвестности. Те, кто посылал его сюда, снова с ним! Они помогут, посоветуют, направят.
Интересно: дали знать домой, что он жив? Да иначе и быть не может.
— Но это еще не все, — проговорил Шерстнев. — Я не сказал еще самого главного.
Тимофей подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.
— Карпович получил новое задание из Центра, — прошептал он.
— Из Центра?
— Да. Москва рассчитывает на тебя. И на нас, разумеется, тоже.
Алексей пододвинул табурет поближе к Шерстневу. За дверью слышались приглушенные, невнятные голоса. С шумом пронеслась мимо дома машина.
— Так вот, — продолжал Тимофей, выталкивая изо рта облачко табачного дыма. — Корень просил передать тебе, что Центр интересуют все планы гитлеровцев на нашем участке. Информация по всему району представляет большую ценность. Передислокация войск, переброска вооружения, расположение аэродромов и так далее… Я думаю, не одни мы с тобой будем этим заниматься. Но на нас возлагают особую задачу: в сорока километрах от города находится Дретуньский аэродром. Это какой-то сверхсекретный аэродром. Нужно разведать все, что там происходит. Я случайно слышал разговор жандармов, что из района этого аэродрома выселили всех гражданских на десять километров вокруг. И еще: судя по всему, где-то на востоке от города, у Новых Выселок, расположен какой-то штаб. Об этом Готвальд сообщил Корню через меня.