Последняя треть кроны осталась свободной, открытой для ветра и для доступа насекомых.
После того как дерево отцвело, подсчитали завязавшиеся плоды.
Из всех искусственно опыленных цветков только шестая часть дала завязь. На открытой части кроны завязи образовались в одной трети всех цветков. Под марлей же, где летали пчелы из улья, завязь получилась на половине цветков.
К осени на ветвях с опыленными вручную цветками плодов было совсем мало, ветви торчали кверху.
На ветвях той части кроны, которая оставалась открытой, ветви были слегка пригнуты.
Там же, где под марлей летали пчелы, ветви до самой земли поникли под сладкой тяжестью урожая крупных плодов.
Сходные опыты не раз проводились и с яблонями многих других сортов, и с всевозможными другими плодовыми и ягодными растениями, а также и с полевыми — с подсолнечником, с гречихой…
И во всех опытах получалось, что пчел действительно можно считать делающими не только мед, но и урожай.
Самое великое и важное обязательно в чем-нибудь зависит от самого малого и простого. Вот и грандиозные работы по подъему, культуры социалистического земледелия, по завоеванию высоких и устойчивых урожаев в каком-то звене оказались связаны с крохотным насекомым, которое своим мохнатым и гибким язычком пробирается в венчики цветков многих весьма важных для хозяйства растений.
Посевы культур, опыляемых пчелами, занимают на полях СССР многие миллионы гектаров. Неудивительно, что перед агрономической наукой встала задача превратить пчелу в безотказного опылителя. Здесь стоит рассказать подробнее о том, как была решена эта непростая задача.
ПЧЕЛЫ ЛЕТЯТ ПО ЗАДАНИЮ
ТЕПЕРЬ это уже во многих отношениях только история, но история весьма поучительная и вполне убедительно подтверждающая, что, когда «пчела за данью полевой летит из кельи восковой», агроному далеко не всегда безразлично, с каких именно растений собирает она для себя дань. Больше того: для агрономов может быть важно, чтобы пчелы, покидая улей, направлялись не куда попало, а на определенные поля, на определенные культуры, и посещали их не как попало, а самым исправным образом, проверяя все цветки, причем, по возможности, неоднократно.
Именно такая задача встала в тридцатых годах перед агрономами, которых буквально, в отчаяние приводили безобразно низкие урожаи клеверных семенников. А под травы в то время отводились огромные площади, и семян их каждый год требовалась уйма.
Все старые книги единодушно утверждали, что пчела на красный клевер вообще не летает, так как своим коротким, в среднем 6 — 7-миллиметровым, хоботком не может добраться до запасов нектара, хранящегося на дне узкой и глубокой, почти 10-миллиметровой, цветочной трубки.
Вопреки этим утверждениям, профессор Александр Федорович Губин не раз видел на клевере пчел. Он решил проверить правильность книжных истин и провел внимательные наблюдения. Оказалось, что пчелы, хотя и вяло, все же посещают клевер: из каждой сотни сборщиц одна-две наведывались и на его цветки.
Но агрономы и раньше знали, что на всяком посеве пчел тем больше, чем ближе расположен участок от пасеки. Исходя из этого, А. Ф. Губин и решил: ульи надо устанавливать на разных концах поля, с тем чтобы пчелы летали друг другу навстречу и равномерно охватывали полетами все поле; при этом пасека в шестьдесят — сто двадцать ульев окажется достаточной для опыления всех цветков даже на обширном семеннике.
Если бы на цветки летало больше пчел, достаточно было бы пасеки и меньшего размера. Но как же сделать, чтобы пчелы усерднее посещали семенники?
Пчелы сами ответили на поставленный им вопрос.
В улей, над рамками, была поставлена кормушка со сладким сиропом, имевшим запах мяты. Под самыми летками улья были положены два листка фильтровальной бумаги: один, смоченный чистой водой, другой — водой с каплей того же душистого мятного масла.
Пчелы, привыкшие к запаху мяты, вылетая из улья, стали садиться на листок, пахнущий мятой.
Тогда был проведен опыт более сложный.
Плошку с мятной подкормкой оставили в одном улье, и в то же время уже не под самым летком, как раньше, а поодаль от пасеки были поставлены четыре блюдца: одно — с чистой водой, другое — с чистым сахарным сиропом, третье — с мятной водой без сахара и четвертое — с сахарным сиропом, пахнущим мятой. И что же?
Пчелы из всех ульев равнодушно пролетали над наблюдательным столиком, интересовались же им обитательницы только одного улья — того, в котором стояла плошка со сладкой мятной подкормкой.