Душа пребывает в смятенье,
блаженно глуха
к грядущей развязке рассвета
под крик петуха.
Есть только светило
над черною бездной лесов,
обителью сов
и вместилищем всех голосов —
прошедших и будущих…
Есть незнакомый вокзал,
веселый попутчик,
который почти доказал
нехитрую истинность
первопричины добра,
вина раздобыв
на последнюю горсть серебра.
Когда бы не терпкая влага
такого вина,
когда бы звезду золотую
затмила луна,
в событиях ночи моей
недостало б звена —
то легкого звона деревьев,
то снежного льна.
Закрутит поземка
редеющий сумрак полян,
и дым перелесков
несется по белым полям
все дале и дале —
туда, где пустые леса
лишаются веса,
шагнув наконец в небеса.
ПОПЫТКА РОЗЫ
Рябина горчит.
Приближается время мороза.
Два голоса чистых
доносит река с перевоза.
Блестящая проза
не движется дальше пролога,
где гуси кричат
и дорога к парому полога.
Бездонная влага
струится меж этой и тою
землей берегов,
оглушенных лесной немотою.
Плеснет и отхлынет.
Настил деревянный подхватит.
Словарь распадется:
блестящего вздора не хватит
на целую фразу,
в которой сумеешь осилить
притихшую землю
и косноязычный осинник,
на фоне обрыва
сухие кусты краснотала…
Какая погода
для сумерек года настала!
Какая свобода
под сводами леса слоняться
и к призрачной мысли
о снеге светлейшем склоняться!
Под стенкой сарая дремать,
дожидаясь парома,
и слышать сквозь дрему,
как пахнет сырая солома,
как хмурится небо
и листья с осин облетают
и в воздухе тихом
почти бесконечно витают.
ВОСПОМИНАНИЕ О ГРУЗИИ
Сентябрь — ив далеком саду дозревают плоды.
Пора вспоминать, что библейский запрет отменен.
Сияет кувшинка во мраке цветущей воды
свечой во блаженном неведенье смены времен.
Герань под окном перешла в золотой сухостой,
пустая веранда готова к приему гостей,
которым грешно ли нагрянуть и стать на постой,
не дав о себе наперед телеграфных вестей.
Вечерним содружеством правит ленивая блажь
вкусивших от древа с лукавым названьем «ранет».
Отпущена мера болгарского перца в гуляш,
в мошну виночерпия — горсть полновесных монет.
Прекрасной лозою увенчан мой друг тамада.
Пространные тосты навеяны соком лозы.
Темна в облаках, надвигается с юга вода
завязку застолья окрасить началом грозы.
Во здравие ночи трубит жестяная труба,
сокрытая в дебрях сырой резеды и плюща,
когда благосклонным перстом указует судьба
сплотиться у лампы и ночь пережить сообща.
Не будем пристрастны к случайному выбору тем,
веселого зелья нацедим в бездонный кувшин;
помянем прошедшее наше, быть может, затем,
что нынешний праздник разлукой навек завершим.
Затем, что отпущено времени только в обрез
и утро едва ли забрезжит в четвертом часу,
и капли воды, просочившись сквозь ветхий навес,
во сне — как топор лесоруба в оглохшем лесу…
* * *
Лиловая вязь светотени
пестрит четвертушку двора,
и запах нагретых растений
по комнатам слышен с утра.
Какие простые приметы
у первоосенней поры!
Очерчены резко предметы,
деревья и конус горы.
Горячие доски фасада
белеют почти на глазах.
Ранет доставляют из сада
и варят в глубоких тазах.
Ползут облака, означая
игру с дождевою водой.
Но блага вечернего чая
нисходят своей чередой:
несут голубые сосуды
и яства на желтый поднос,
и в звяканье чайной посуды
не слышно мелькание ос…