Иногда эта мело-комедия превращалась в настоящий триллер-боевик если теща уж слишком задевала струны души самой Катюхи, и терпение последней, наконец, лопалось. В завязывающейся перепалке почти всегда победителем выходила Катька, хотя ей зачастую и приходилось слезно извиняться перед матерью, когда та, начиная задыхаться, оседала на пол с просьбами вызвать скорую. Так что фактическая победа всё равно была за тещей.
Ну, а если им-таки удавалось забыть о междоусобице, то жанр пьесы тотчас менялся на трагедию для Кирилла, и они тут же набрасывались на прикидывавшегося всё это время памятником мужчину. Направляя все свои обиды, злость и яд в его сторону. И от этого уже было никуда не деться и не спастись даже «Маменькой» и «Катюшей».
– И где этот ленивый мешок с костями? – ворчливо бубнила теща. – Долго мне еще ждать свою воду?!
– Потерпи немного, мамуль… Кирилл!
– Уже бегу! – как можно энергичнее выкрикнул мужчина, замотав головой во все стороны в поиске зовущих.
Вокруг не было видно ничего, помимо абсолютной и бесконечной черноты, растекшейся повсюду, как вдруг взгляд совершенно случайно зацепился за что-то отличавшееся от кромешного мрака, повисшее вверху. Он присмотрелся и обомлел: в метрах пятнадцати над его головой, как ни в чем не бывало висела дверь. Самая обыкновенная дверь из светлого дерева, парящая в воздухе. Кирилл невольно попятился назад и вздрогнул, не ощутив твердой поверхности под ногами. Но, взглянув вниз, он вспомнил о том, что и сам сейчас, как эта дверь, находится в каком-то подвешенном состоянии, и слова Паромщика о том, что все в этом загробном мире относительно, а уж пространство и тем более.
В другое время он бы наверняка сгорел со стыда лишь за то, что смел о таком подумать, но сейчас он почти с железной уверенностью поднял ногу и подался вперед. Кирилл не был удивлен: как он и предполагал, ступня будто уперлась в воздух и не намеревалась опускаться. Затем он повторил то же самое и со второй ногой, а дальше уже смело двигался вверх, словно поднимаясь по невидимым ступеням.
Уже стоя напротив двери, Кирилл тянулся к металлической ручке, но вдруг какое-то чутье заставило его резко отдернуть ладонь. Он сделал нерешительный шаг в бок и заглянул за дверь, не открыв ее. С той стороны все было таким же черным и пустым, как и с этой. Он обошел странную конструкцию вокруг и вернулся к тому же месту, с какого начал. Собравшись с духом, Кирилл схватился за ручку и настежь распахнул дверь. К великому удивлению, недавняя разведка обстановки оказалась бесполезна, ведь из черноты проема на Кирилла уставился старенький пузатый телевизор, поставленный на деревянную тумбу и недобро шипящий в его сторону белым шумом, злобно навострив тараканьи усики-антенны.
– Ну, наконец-таки явился… – с укором проговорил голос тещи. – Отдохнуть прилег али дорогу забыл?
– Да, маменька… – глаза Кирилла недоуменно запрыгали по темноте в поисках женщины.
Белый шум на экране телевизора вдруг стал будто плясать в каком-то правильном ритме, а не беспорядочно копошащимися опарышами, как обычно. Черные пиксели составляли фон, а белые вырисовывали худой, почти высохший овал лица, сжатые в нить губы и тонкий нос со спадающими с него большими очками в оправе формы крыльев бабочки, из-под которых выглядывали мелкие прищуренные глазки с не по возрасту намалеванными бровями.