Патрис НʼДойон: германский кузен любовника учительницы, книги которого надо обязательно покупать.
Я требую от Надеж блестящих результатов. Если в изложении больше пяти ошибок, я ставлю ноль и задерживаю ее на час после уроков, в основном в субботу, в ее свободное время.
— Так, Надеж, я проверила твое изложение..
— Ух ты…
— Безобразно, милая моя Надеж, безобразно..
— Ух ты! Блин! Невиданное дело…
— И хватит повторять свои «ух ты» и «невиданное дело»… Ты что-нибудь еще умеешь говорить?
— Ну-у…
— Раз так, будем играть в игру типа «ни да, ни нет»…
— Ух ты!
— Называется игра ни «ух ты», ни «невиданное дело».
— Ух ты…
— Надеж, ты проиграла…
— Так мы ж еще не начали!
— Ладно… Начинаем, все хорошо, Надеж?
— М-м-м, м-м-м…
— Ты что больше любишь, огурчики или паштет?
— М-м-м, м-м-м…
— Ну?
— Э-э…
— Но это же несложно, отвечай: либо огурчики, либо паштет.
— Либо паштет.
— Наконец-то, Надеж!
— А я чего, «ух ты» сказала?
Мне решительно надоело без конца призывать мадемуазель Надеж к порядку для того, чтобы она начала работать.
Порубить Фризон-Роша и цикорий вместе
Положить в салатницу
Выкинуть салатницу в мусорный бак
И отпраздновать это событие
В полдень я возвращаюсь домой обедать, потому что «дома, дорогая, гораздо вкуснее, чем в столовой, и у тебя есть счастливая возможность поесть то и насладиться этим».
То: цикорий
Это: соус бешамель.
Кроме того, если я все съем как следует, то я вырасту выше, чем папа, стану умней, чем мама, руки у меня сделаются очень сильными, а мозги — сообразительными, я смогу пойти поиграть к Машинетте, и мне прибавят лишних пять минут до момента изъятия книг, тушения света и сдачи карманного фонарика, я получу самое высшее образование благодаря фосфору, который содержится в рыбе, поэтому найду хорошую работу и разбогатею.
В противном случае я заболею цингой и превращусь в жвачное животное.
А если я не собираю весь соус с тарелки, мама мне напоминает, что в мире полно детей, которые умирают с голоду.
Я думаю, выход здесь простой — надо отослать им по почте то, что я не доела, — но потом представляю себе промасленный конверт, сгнившие к концу пути овощи и почтальона с перепачканными жирными пальцами и понимаю, что ничего не получится. И доедаю.
Когда я прихожу обедать, на стол накрывает Надеж.
Надеж очень милая, курица — домашняя, а стол — из старого мрамора.
Но я мечтаю о прилипших к потолку творожных сырках, о заскорузлом зеленом горошке, о растаявшем в пластике «кордон-блю» и о засохшем шпинате.
Я мечтаю размахивать ножом и вилкой на немецкий манер вместе со своими товарищами по испытаниям и кричать: «Подыхаем-с-голоду, давайте-вкусную-еду! Подыхаем-с-голоду, давайте-вкусную-еду!»
Я мечтаю о больших металлических подносах, которые подавальщицы, такие же приветливые, как ворота тюрьмы, швыряют на белые пластмассовые столы.
И раз так, вернувшись в школу, я буду рассказывать, что за обедом моя мать бьет меня и заставляет есть собачьи консервы, которые я вынуждена открывать себе сама, а потом я должна отправлять свои естественные надобности в лоток с туалетным наполнителем, предназначенный для нашей умирающей кошки.
После обеда, перед мультиком я пересчитываю шестьдесят три каштана, которые подобрала по дороге в школу.
Обычно титры фильма по телевизору напоминают мне о том, что это все очень мило, но жизнь наша не из развлечений состоит и надо возвращаться в школу, чтобы проверить, в прежнем ли направлении качаются ветки дерева, поскольку в этот момент мама кричит с набитым ртом:
— Рашель! В школу быштро. Надевай штарую куртку и беги!
Однажды мама забыла сказать мне «быштро в школу» после титров фильма «Четыре дочери доктора Марша». Я, полная надежды, уселась в кресло. Я прислушивалась. Мама все висела на телефоне, она разговаривала с Анной.
— Она все переделала… На этот раз он приклеил ей крошечный пятачок вместо носа и две колбаски вместо губ. Этот хирург — просто мясник из Рюнжиса. Я тебе честно хочу сказать… Неузнаваемая. Говорят, что сразу после операции ее дочка спросила ее, куда она дела свое лицо. Представляешь… Бедняга, спокойно ушла в школу утром, а вечером вместо ее матери бараний окорок разрезала уже какая-то депрессивная рыба мероу…