Я всё никак не мог отойти от символа “забвение” на своей шее, потому укоризненно посмотрел на широко раскрывшего глаза Степана. Тот лишь виновато улыбнулся и сказал:
-Прости, Лёш. Это у меня на этом, как его? Подсознании, во, - “святая простота” – я действительно не мог злиться на него за его же желания, потому смирился со своей участью.
-Теперь пришло время выполнять мою часть сделки, - сказала подоспевшая Галеосто.
-Посёлок Востряково, Рождественская 123, - после произнесённых слов она сразу же потеряла к нам какой-либо интерес и призывно уставилась на Степана.
-Спасибо, пойдём, Лёш, - сказал шеф и развернулся по направлению к тропинке.
-Вот так просто? – Растерялся я, но помахал рукой парочке, что осталась около дерева и подбежал к шефу.
-И когда мне ждать эту потерю дня? - Недовольно заявил я, когда мы подходили к тропинке, но шеф не успел ответить.
-Когда прольётся твоя кровь, ты забудешь тот день, - сказала Галеосто, приземлившись аккурат перед нашими лицами.
-Мне даже жаль, что тебе придётся так страдать. Ты хороший человек, Алексей. Очень хороший, - сказала птица и немного погодя добавила:
-Спасибо тебе, Алексей.
-А теперь идите, - взмахнув напоследок величественными крыльями сказала гарпия и была такова. Я немного смутился от таких приятных слов, но недоумённо оборвал своё смущение. “Спасибо? И за что?” – подумал я, но удивление сменили другие мысли. Во мне остался какой-то неприятный осадок от “забвения”. Хотя и эти думы быстро меня покинули. Ну забуду и забуду, что поделаешь. “Что ж меня бросает то в одну сторону, то в другую?” – Подумал я и продолжил идти.
Мы вернулись на вертлявую тропинку и молча прошли из весны в холодный декабрь, он неприветливо встретил нас сильным ветром, заставляя съежиться.
-От такого перепада температур и слечь можно, Геннадий Иоаннович, - недовольно протянул я, садясь в машину Харитона и стуча зубами.
-Ничего, ты парень крепкий, всё переживёшь, - ответил шеф. Он говорил одобрительно, но как будто сожалея о чём-то непроизнесённом.
Мы долго ехали вдоль железнодорожных путей и заснеженных лощин Московской области. Никогда бы не подумал, что здесь бывает так красиво. Как истинный коренной москвич, я редко выбирался куда-то на природу и от того не знал, насколько прекрасными могут быть окрестности нашего города. Редкие фонари заманчиво высвечивали просёлочные улочки, которые не то, чтобы можно было называть просёлочными. Пусть мы и удалились на сотню километров от “цивилизации”, жизнь здесь по-прежнему шла полным ходом. Несмотря на поздний час, дети катались на санках, собаки звонко лаяли на прохожих, а поздние гуляки шатались и в попытке устоять на ногах хватались за деревянные заборы. Больше всего меня удивляли нагромождения бетонных высоток, что понемногу занимали место обычных частных домов. Я почему-то всегда считал, что в поселке должны жить простые люди, в простых домиках, пусть кто-то и посчитает меня слишком буржуазным.
Но дом главного героя этой истории совсем нельзя было назвать простым. Мраморные колонны трёхэтажного пентхауса светились белым бархатом на фоне этого декабря. Отделанные позолотой двери балконов так и манили забраться туда поскорей, а дверь и вовсе приглашала прямиком в дом надписью, выведенной чистым золотом: “Добро пожаловать!”
-Вламываемся? – воровато оглядевшись спросил я. Но вместо ответа, шеф просто полез через каменную ограду, и я последовал его примеру.
Оказавшись во внутреннем саду, мы осмотрелись. По обеим сторонам от выложенной плиткой дорожки стояли бронзовые статуи. Самого Звонарёва и его жены. Они были занесены снегом, потому сейчас выглядели и в правду мёртвыми, неживыми. В этом вычурном куске металла отражалась вся сущность людей, что были там запечатлены.
-Поставить себе памятник при жизни, представляешь? – Брезгливо сказал шеф и направился к парадной двери. Я не хотел долго думать об этом, потому что и так убедился в отвратительной натуре человека, который владел этим местом, потому пошёл следом. Дверь оказалась хлипкой, поэтому мы сразу же оказались в маленькой прихожей.
Изнутри дом оказался очень уютным и даже не таким помпезным. Тёмные обои тускло освещались тёплым светом лампы на высоком потолке, в большом шкафу висело несколько серых пальто и шляп, неподалёку от красочных курточек. Туфли ярких цветов и строгие серые ботинки были разбросаны вдоль тёмно-зелёного ковра. Коридор уходил дальше и в его конце виднелось неосвещённое помещение. Мы без лишних слов отправились туда. Пройдя в широкую залу и включив свет, шеф машинально обернулся на негромкий шорох из-под длинного, накрытого белой скатертью до пола стола. Он достал Смитти и направил его на источник шума. Мы оба сильно напряглись, но тут же осклабились, когда увидели большого рыжего кота, который вылез из-под стола. Невероятное пушистое животное грациозно оглядело нас, будто горящими пламенем, глазами и, не теряя элегантности, запрыгнуло на тот же стол, раскидав серебряные тарелки по полу.