-Посмотришь за Мариной минутку, дружок? – Спросил я кота и доставая из кармана свой любимый складной ножик.
-Конечно, - промурчал Синис и лёг неподалёку от девочки, начав мурлыкать.
Несколькими привычными движениями я взломал большой дверной замок (тебе лучше правда не знать откуда я знаю, как, Пап). Взяв всю свою силу, я распахнул титанические двери достаточно, чтобы вся наша компания могла выйти.
-Как она? - Уже на бегу через бесконечные пролёты мраморной лестницы спросил меня шеф.
-Не очень, сами посмотрите, - указал я на измученное лицо девочки и только сейчас заметил её руки. Ладони Марины до основания были перевязаны старыми бинтами, из каких-то по-прежнему сочилась кровь, какие-то уже давно почернели.
Лицо шефа побледнело, и он выругался, но не перестал бежать, выход был уже близко.
Мы выбежали навстречу холодному воздуху декабря, вокруг всё так же не было ни души, только ночные птицы изредка покрикивали с веток, спугивая груды снега и заставляя его упасть на ещё более, чем сам снег холодную землю.
-Харитон, гони в больницу, - коротко скомандовал шеф и мы тут же поехали. Марина не просыпалась и кажется ей понемногу становилось хуже: грудь начала активнее вздыматься под тяжестью вдохов и сердце отбивало свой ритм всё медленнее и медленнее.
-Держись малышка, держись, всё будет хорошо, - приговаривал шеф, поглаживая девочку по светлым волосам. Я ещё никогда не видел его в таком тяжелом расположении духа, как я понимаю сейчас – шеф ненавидит проигрывать, видимо, с ним этого просто никогда не случалось. Не надейся и не разочаруешься? Так ведь говорят?
Мне почему-то уже тогда не верилось, что всё будет в порядке, я уже много раз видел такое состояние. Слишком тяжело, чтобы выдержать, особенно для детского организма.
Ударили тормоза. Распахнулась дверь уазика. Появились люди в халатах. Зажглась сигарета.
Я стоял у больницы и всматривался в обволакивающую всё вокруг темноту. Белые фонари высвечивали хлопья снега, ветер загонял их обратно, туда, в чёрную бездну. Сигарета недовольно дымила и хотела побыстрее сбежать из этого мира, и я хотел сбежать вместе с ней. Я вновь почувствовал то, что уже успел позабыть за эти несколько недель: моё одеревеневшее сердце было пусто. В нём не играла боль, я не страдал по утрате. Я уже и забыл, как быстро могу прийти в норму, когда на моих руках умирает ребёнок. Я не знал её, это правда, но что-то во мне говорило, что такое спокойствие ужасно, что оно не моё, мне кто-то его внушил.
В глубине души я всё же понимал, что остался тем же самым Лешей. Который мало что чувствует, который мало знает и мало кому действительно может довериться.
Тем не менее чувства всё-таки были. Не было боли, не было сострадания или грусти. Была только ярость. Как только я представил, что какой-то монстр, пусть ныне и мёртвый мог довести девочку до такого состояния, в моих жилах воспылала кровь. Всё во мне кричало и выло от неописуемого желания убивать. Я достал ещё одну сигарету и не заметил, как сломал её пополам, потому постарался отдышаться и вернутся в состоянии каменного сердца. “Лучше уж так, чем кидаться на прохожих” – пошутил я про себя и снова закурил.
Из этого транса меня вывел чёрный джип, что вдруг бесцеремонно перегородил дорогу к больнице. За его тонированными стёклами не было видно ни водителя, ни пассажиров. Я сразу же внутренне напрягся и выбросил сигарету. Хорошим решением в данной ситуации было бы – броситься внутрь больницы, но мой взволнованный мозг до этого не дошёл. Я тупо уставился на лысого мужчину в костюме, что направил в мою сторону пистолет и требовательно сказал:
-Руки, и в машину, быстро.
Оставалось только подчиняться, я явно нужен был им живым, но заработать по пуле в каждой ноге не хотелось, поэтому попыток к бегству я не предпринимал. Я сделал вид, что сдаюсь и медленно начал подходить к похитителям, предварительно выкинув пачку сигарет на снег (если шеф выйдет на улицу, тот тут же меня хватится).
Меня без лишних прелюдий усадили в кожаный салон иномарки и наставили ещё три пистолета.