II. Пролетарская литература или литература революции?
Чувствуя это, тов. Троцкий, в последней по счету своей статье об искусстве, внес в свои построения существенные поправки и ввел деление на искусство революционное и искусство социалистическое. Вот что он пишет:
Сама революция не есть еще царство свободы. Наоборот, в ней черты «необходимости» достигают крайнего развития. Если социализм упраздняет классовые антагонизмы вместе с классами, то революция доводит классовую борьбу до высшего напряжения. В эпоху революции та литература нужна и прогрессивна, которая содействует сплочению трудящихся в борьбе против эксплоататоров. Революционная литература не может не быть проникнута духом социальной ненависти, который в эпоху пролетарской диктатуры является творческим фактором в руках истории. При социализме основой общества явится солидарность. Вся литература, все искусство будут настроены по другому камертону. Те чувства, которые мы, революционеры, теперь часто затрудняемся назвать по имени — до такой степени эти имена затасканы ханжами и пошляками: бескорыстная дружба, любовь к ближнему, сердечное участие — будут звучать могучими аккордами в социалистической поэзии («Правда» от 29 сентября).
Итак, тов. Троцкий устанавливает, что до создания социалистического искусства будет создано еще искусство, соответствующее эпохе революции и диктатуры и во многом коренным образом отличающееся от социалистического искусства. Тов. Троцкий допускает возможность близкого расцвета этого искусства революции:
Почему бы этому искусству, его первой большой волне, не придти и вскоре, как искусству того молодого поколения, которое родилось в революции и несет ее на себе вперед? (там же).
Но, выражаясь словами тов. Троцкого, «в эпоху революции та литература нужна и прогрессивна, которая содействует сплочению трудящихся в борьбе против эксплоататоров». А для того, чтобы «содействовать сплочению трудящихся в борьбе», литература должна обладать одним свойством, которое намечает тот же тов. Троцкий:
До дна развороченная, бурная, жестокая жизнь говорит: «Мне нужен художник однолюб. Как ты зацепишь и ухватишь меня, какие ты пустишь в ход орудия и инструменты, созданные развитием искусства, это я предоставляю тебе, твоему темпераменту, твоему гению. Но ты меня пойми, какою я есть, и прими, какою я становлюсь, и вне меня нет для тебя ничего (там же)».
Тут тов. Троцкий подошел к основному: в настоящую эпоху общественно-прогрессивен только тот художник, который понимает жизнь. Но ведь понимать современные общественные отношения может только художник, стоящий на точке зрения рабочего класса. Ведь внеклассового понимания общественных отношений быть не может. «Как цветное стекло, пишет тов. Воровский, пропускает только лучи определенной окраски, так и авторская психика пропускает только соответствующие ей понятия и образы» («Литературные очерки», стр. 196).
«Понимание» жизни, как грандиозной провокации (Эренбург), «понимание» жизни, как реставрации 17-го века (Пильняк), «понимание» жизни, как сплошного полового эксцесса (Никитин), — все это не может не явиться огромным реакционным дезорганизующим фактором, особенно сейчас, когда революция отчетливо принимает международный характер.
Отрицая пролетарскую литературу и в то же время признавая необходимость и неизбежность литературы революционной эпохи, тов. Троцкий совершает ту ошибку, за которую Плеханов так ругал Эспинаса, признававшего влияние экономики на идеологию, но упустившего из виду классовый момент. Тем и опасен, недопустим термин «искусство революции», противопоставляемый термину «пролетарское искусство», что он, вопреки всем заветам марксизма, устраняет классовой критерий, валит все и всех в одну кучу, не дает возможности разобраться в современной литературе.
Что такое революционный художник? Художник, примирившийся с революцией, как с неизбежным злом? Художник, воспринявший лишь мужицки-стихийную сторону революции? Или художник, правильно понявший движущие силы революции и ее динамику? Мистический индивидуалист, славянофил-сменовеховец или пролетарий-коммунист? Тов. Троцкий отвечает: художник, который понял современную жизнь. Но ведь идеологи равных классов понимают жизнь по-разному. Мы можем признать понявшим жизнь только того, кто понимает ее по-пролетарски.