— Бред, — силой потёр лицо комиссар ГБ, и схватившись за голову, простонал. — Как же всё глупо.
— Он первый начал.
— Да помолчи ты!
Тот посидел о чём-то раздумывая, потом встряхнулся, и велел тому старшему майору вести допрос, остальным присутствовать, стенографировать, выяснить что и как было по генералу, а сам вышел. Они сюда для этого прибыли и остальное их не интересовало. Я же старался покрепче сжимать челюсти. Такие вспышки эмоций, как я уже говорил, не частые, ну раз в месяц от силы, и одно не сказал. Они не давят на все эмоции, о нет, на что-то одно. В прошлый раз, например, была жалость, двое суток лежал на подушках в палатке, оплакивал всех о ком задумывался. Особенно себя жалко было. Такое бывало и в других жизнях. Только когда в теле Власова был, такого не было, и что-то подсказывает мне, что эти вспышки шли на моего соседа, Павлова, минуя меня. Хотя тоже возбуждение и желание у меня было всегда штатно. Тут похоже на эмоцию откровенности весь удар пришёлся. Вот ни рано, ни поздно. Именно в такой момент. Да я титаническим усилием уводил разговор в сторону, иначе и про перерождения бы разболтал, и про големов и хранилище. Да всё. Ну этому невозможно противостоять, от давления мозги плавятся, вот и приходится терпеть, тем более основной пик я уже прошёл, в камере сидел, на спад шёл, ещё часа четыре, может пять, и приду в норму, этот выброс опции усиления эмоций закончится, но эти часы тоже нужно как-то продержатся, а против меня настоящие зубры были. И что я сделал, просто имитировал, что мне плохо, попросил врача и дать отдохнуть. Мол, после прошлых избиений мясниками контрразведки бывают такие приступы слабости, что-то отбили в потрохах. В принципе передышку дали, пусть и не хотя. Основной материал они набрали, дальше уже вдумчиво можно работать. Пока же стоит проанализировать из уже полученного.
Только меня врач осмотрел, дальше на самолёт и прямым рейсом в Москву, вскоре довезли до Лубянки и в её подвалы. Здравствуйте знакомые камеры. Что хорошо, за оставшееся время я пришёл в себя, в порядке, говорливости как не бывало, так что попробуем покрутиться. А вообще, говоря, что хотел бы избавиться от этого усилителя эмоций, то я лгал. Я помню свою жизнь, первую. Серая, тусклая, если сравнить с тем, как я тут в перерождениях жил. Чёрт, да я от этой опции никогда не откажусь, она поддерживает меня и даёт желание жить дальше. Поэтому я больше удовольствия получал от её действий. Ну а что что разболтал, не сильно переживал. По сути я слил личность Савельева. Правда, не до конца и надеялся зацепиться за возможность продолжать быть Савельевым. Второй вариант уйти в тыл к немцам, в партизаны. Если проще, я собирался подкупить власти, выкупив прощение, передав то, что успел скопить. Передача займёт не один месяц, но такая возможность была. Это шанс, и я желал им воспользоваться. Поэтому, когда меня в первый раз завели в кабинет, к слову знакомый следователь, тот старший майор из Киева, то садясь на стул перед его столом, конвоир усадил, сказал:
— Хочу с вашим начальством поговорить. С Берией.
— Что ж не с самим товарищем Сталиным? — усмехнулся тот.
— Вот как раз он и будет принимать решение, а Берия передаст.
— Вы это серьёзно?
— Более чем. Я собираюсь выкупить свою жизнь и свободу, и мне есть что предложить, но такое решается наверху, а передать напрямую может только товарищ Берия. Самый простой вариант. И если уже он решит, что дело стоящее, то передаст дальше и насчёт меня будет принято решение. Всё же насчёт Тупикова действительно всё глупо вышло, месть вышла за те рамки, на которые я рассчитывал. Я не сожалею, всё правильно сделал, но и отвечать за это не хочется.
— Я передам вашу просьбу. Как решат, — сухо сказал следователь, и кивнув стенографистке в звании сержанта госбезопасности, миленькая такая девушка со строгим лицом, и задал первый вопрос.