Действительно передал два десятка снимков, везде я на перднем плане, зачастую на заднем фоне были совершённые немцами разные преступления. Повешенные гражданские, сгоревшие дома, но и свои действия снимал Уничтоженные полицаи, расстрелянные вражеские машины, и остальное. В общем вёл фотодокументалистику. Первичный опрос на этом всё, тут нам завтрак принесли, время восемь утра, всем троим каши, вместе и поели. Я уже привык левой рукой пользоваться, поэтому мимо рта не проносил, была каша пшённая. Вместе и поели, было ещё два кусочка хлеба и разбавленный чуть подслащённый чай. После этого продолжили. Кстати, главврач уже был тут, но в кабинет не заходил, слышал его бас в коридоре, знал что кабинет занят. Почти до самого обеда плотные опросы шли, однако негатива ко мне те не испытывали, заметно, что те немалые приключения, что мне удалось пережить, вызвали у них даже уважение. На многое я не мог ответить, так и говорил, это из той информации, что мне запрещено сообщать, такого процентов десять от всего объёма было, а остальное описывал. Высокую мобильность объяснил наличием своего самолёта, что прятали в укромных местах, поэтому наносили удары в разных местах, где нас не ждут. Ближе к обеду всё же закончили. Я уже никакой был, да и те видели, как устал, забрали все доказательства, я уже подписался на тридцати семи допросных листах, немало информации ушло, и на этом разошлись. Я вернулся в палату, медсестра под ручку увела, у меня сил не было, почти сразу вырубило на койке, а те к выходу. Да по пути, как я отметил, у лестницы пообщались с главврачом. Он кстати, как раз операцию мне и проводил.
Будили меня только на обед, через час, поел и снова отрубило, и на ужин. А ночью просто лежал и дремал, слабость есть, часто в сон кидало. Ну и пока была возможность, размышлял, почему я это всё устроил. В принципе и в теле Власова я тем же занимался, менял историю, чтобы если сюда портальщики откроют проход, сразу обнаружили изменения. Сейчас я понимаю, что это скорее желание Павлова было, мне-то всё равно. Это тогда. А тут проанализировал память генерала, это ведь один из его отделов отвечал за «десантников», в курсе всего был, и в принципе войти в команду академика Райнова я не прочь, очень большие перспективы открываются. Магия та же, мне это интересно. Да и глупо упускать такие возможности, это я и сам теперь понимаю. Шанс, что Райнов переродится и снова создаст лабораторию, уже свою, а не под государственным контролем, вполне велик. Павлов прекрасно знал, как академик помогал родственникам в разных мирах. Пусть и номинальным родственникам, скорее носителям таких же фамилий. Я в курсе про его прадеда Степана Райнова, уже погибшего на данный момент, и тётку, Марию Райнову, что попадёт в плен и погибнет в концлагере. Поэтому устроил вот такую попытку громко заявить о себе, теперь всё зависит от властей, это первый звоночек. Спасти Марию, надеюсь к середине сентября восстановлюсь, второй. Посмотрим, что выйдет. Это не сам план, которого я твёрдо собрался придерживаться, просто желание есть встретится с этим без сомнения великим человеком. Получится, буду рад, нет, ну не сильно расстроюсь. Тело новое, я надеюсь смогу иметь своих детей. Хочу создать семью после войны, детей растить, мирной жизни и счастья, вот к этому и буду стремится, это и есть мои планы. А теперь ожидаем реакции. А будет она или нет, вообще без понятия. И знаете, реакция была, но я не ожидал до чего это всё дойдёт.
Нет, не наказали, просто власти решили осветить эту историю ярко, громко, и не только на всю страну, а вообще везде, включая иностранную прессу. Ведь действительно рассказы, да ещё с фотодоказательствами, это по сути как приключенческая книжка, читается на одном дыхании. Мне так сказали следователи и политработники из штаба Юго-Западного фронта. Он тут же в Киеве стоял. Можно было напрямую к политработникам обратиться, как раз для них такой материал само то, но я к ним никогда не обращусь сам, из-за личной неприязни к коммунистам. Однако это моя страна, и пусть власти мне неприятны, уживаться с ними приходится. Враг напал, а я не из тех, что останется в стороне, тут как не крути, а приходиться тесно сотрудничать. Временно, до конца войны, но тесно. Так вот, сначала пять дней со мной работали следователи, включая из Политбюро Киевской области. Даже Хрущёва видел. Мелькал этот свин. Не люблю я его. Всё в мельчайших подробностях выясняли, посекундно. Про осназ особо не спрашивали, раз информация секретная, лучше туда не лезть, мало ли с какой стороны за этот интерес прилетит. Потом допустили корреспондентов. Меня в бинтах с каркасом на плече, фотографировали на койке. К тому моменту меня уже перевезли в один из госпиталей Киева. Одноместная палата. Сам не ожидал. Я вообще думал поблагодарят, ну медаль дадут, хотя вряд ли, а тут такой шум подняли. Оказалось, эта история властям очень даже в тему пришлась. С крахом обороны и постоянными отступлениями нужно хоть что-то показать людям. Кстати, в повешения полицаев я не участвовал, был наблюдателем, свидетелем, как пострадавшая сторона, всё осназ делал, это моя официальная позиция. Не хочу, чтобы палачом прозвали, найдутся и те, кто так будет говорить.