Плен… Издевательства и побои охранников, попранное достоинство, смерть товарищей. Все это суждено было пережить и Марии. Но она не пала духом, не смирилась со своей участью, твердо решив вырваться из неволи. И — отчаянный, дерзкий, почти без шансов на успех побег. Глухими проселками, избегая жилья, пробиралась она в родной город. Его было не узнать теперь: разоренные жилища, руины.
Радостно встретили Марию близкие: жива! Но вместе с радостью приходит тревога. В Бобруйске, вызывая ужас горожан, свирепствуют СД, жандармерия. Достаточно малейшего подозрения, чтобы оказаться тотчас в сырых подвалах охранки: ведь никаких документов у Марии нет. Опасаясь ареста, Соколовская переехала вместе с семьей в другую часть города, в заброшенный хозяевами ветхий дом. Здесь, ближе к окраине, малолюдно, тихо, почти нет соседей.
Вскоре удалось раздобыть и документы. В этом Марии помогли друзья, связанные с одной из подпольных групп Бобруйска. Они же устроили женщину на работу — в городскую больницу, превращенную гитлеровцами в военный госпиталь.
С радостью узнала Соколовская о существовании в госпитале антифашистской организации, небольшой, но сплоченной. В ее рядах — хирург Анатолий Иванович Сорокоумов, другие медики. К ним, не колеблясь, присоединилась и Мария.
Через связных подпольщики передавали партизанам медикаменты, перевязочные средства, добытые в больнице. Туда же переправляли разведданные о размещении в городе вражеских частей, сведения о работе железнодорожного узла, комендатуры, полиции. Самое активное и непосредственное участие в этом принимала медсестра Соколовская.
Не сидел сложа руки и ее муж, бондарь по профессии. Едва ли не каждую ночь он вместе со старшим сыном Робертом расклеивал по городу сводки Совинформбюро, листовки, воззвания к населению.
В декабре сорок второго, воскресным утром, Мария провожала к партизанам мужа и сыновей. Оставаться в городе им больше было нельзя — в любой момент возможен арест.
Четверо суток спустя после долгих скитаний добрались Соколовские до райцентра Октябрь, где находился в то время штаб партизанской бригады Федора Павловского. Отец и сыновья были зачислены бойцами в отряд Трофима Жулего.
А тем временем над Марией нависла беда. Узнав об уходе из города ее мужа и сыновей, оккупанты установили за женщиной наблюдение. И без того нелегкая жизнь превратилась с той поры в настоящую пытку.
Вскоре Соколовскую арестовали. Вместе с ней попала в застенки жандармерии и мать Елена Францевна, пожилая, слабая здоровьем женщина. На допросах фашисты, угрожая оружием, требовали признания, что муж Марии и ее сыновья ушли в партизаны, допытывались, поддерживает ли она с ними связь, и если да, то каким образом.
Однако Соколовская была непреклонна. День ото дня повторяла она одну и ту же версию: с мужем разошлась почти месяц назад. Уходя из дому, тот забрал сыновей — Толю и Роберта. И где они теперь, не знает. Пыталась, правда, искать, но все безрезультатно.
Марии не верят. Но через несколько дней, так ничего и не добившись, обеих женщин отпустили.
Соколовская решила, что оставаться в городе ей больше нельзя. По решению руководства подпольной группы вместе с другими патриотами, Еленой Францевной и дочерью она ушла из Бобруйска, надеясь попасть к партизанам.
Но в одной из окрестных деревень Соколовские совершенно неожиданно нарвались на облаву. После короткого допроса их в сопровождении полицейских отправили назад, в город. И снова сырые подвалы жандармерии, снова побои, издевательства и угрозы. Вызывая Марию из камеры по нескольку раз в день, от нее требовали ответа на вопросы: куда шла, с какой целью, что известно о муже и сыновьях, где они?
Соколовская держалась твердо.
— Впроголодь ведь живем, господин офицер, — отвечала она спокойно. — Не всякий день осьмушку хлеба видеть приходится. А на руках у меня дочь да мать-старушка. Вот и приходится продукты по деревням выменивать, последнее отдавать. Туда же и нынче мы шли.
Однако выпускать ее гитлеровцы не торопились. Выпустили только мать и дочь Соколовской. С немалым трудом разыскав Веру Стрелкову, связную отряда, они немедленно ушли из города. На правом берегу Березины, возле деревни Рожанов, встретили партизан.
А Мария продолжала томиться в застенках жандармерии. Месяца через два Соколовскую вывели наконец из камеры. В толпе молодых женщин ее под охраной автоматчиков повели на городской вокзал. Их загнали в товарные вагоны, и скоро забитый до отказа невольницами эшелон пошел на запад. Ясно, что впереди — Германия.
«Бежать! Бежать, пока не поздно!» — билась горячая мысль.