Выбрать главу

Однако гораздо более важным было другое. Буквально на следующий же день весь город, от мала до велика, ликовал: в канун годовщины Великого Октября, в честь праздника Революции, в самом центре Бобруйска взорван вражеский эшелон!

Еще одна замечательная победа патриотов, еще один подарок Родине!

Бобруйское подполье продолжало жить и бороться, активно действовать и побеждать. И незаменимыми членами его, бесстрашными и стойкими, продолжали по-прежнему оставаться советские женщины, мужественные, отважные патриотки, готовые ради общего дела на любой подвиг.

Подпольщицы Бобруйска… Их беззаветный и героический вклад в общенародное дело борьбы с фашизмом был огромен. Они сражались наравне с мужчинами, принимали участие в подготовке и проведении диверсий, занимались сбором оружия, боеприпасов, медикаментов и продовольствия, спасали сограждан своих от нацистской каторги, вели прием и распространение советской радиоинформации и многое-многое другое. Своим нелегким и бесконечно опасным трудом они ковали грядущую победу.

Глава вторая

МАТЕРИ ПРОВОЖАЮТ СЫНОВЕЙ

Крепло и набирало силу партизанское движение на просторах Белоруссии. На суровую и священную борьбу с врагом поднимался, от мала до велика, весь народ. Из больших и малых деревень, из городов, поселков и дальних хуторков уходили люди. Уходили отцы и дочери, сыновья и внуки, уходили все, кто мог держать в руках оружие, в ком не умолкала боль о страданиях и муках родного народа. На партизанские тропы вступали тысячи, десятки тысяч молодых юношей и девушек, вчерашних школьников, комсомольцев и комсомолок. И покидая родной кров, уходя, чтобы во многих случаях никогда уже не вернуться назад, все они уносили в сердцах своих простые, но незабываемые слова материнских напутствий.

Слова эти, произносимые самым дорогим, самым близким и родным человеком: «Иди, сынок, иди, родной, бей и гони эту нечисть, сил своих не жалея!» — были сильнее и выше любого приказа. В них как призыв, как клятва, как святой наказ к борьбе звучали материнская боль и нежность, материнские горькие слезы и любовь.

А чего они стоили матерям, эти слова! На смертный бой с заклятым врагом, за правое дело, под пули, а может, и на гибель шел сражаться собственный сын, ее, матери, кровинка, сын, вскормленный и выращенный в тревогах и в радостях, с такими трудами и заботами.

Но испокон веков — это уж закон! — мужчина был воином, мужчина был защитником своей родной земли. И в суровый для Родины час, в тяжелую годину военного лихолетья, матери не удерживают своих сыновей дома, понимая, что священный долг их мужающих детей, их гражданское право и обязанность — быть там, где всего трудней, там, где с оружием в руках нужно отстоять свою свободу и независимость!

И матери, украдкой вытирая слезы, а иногда и не сдерживая рыданий, провожали своих сыновей:

— Возвращайтесь с победой, родные!

Ведь это они, женщины, и далеко уже не молодые, приняли на свои натруженные работой, усталые плечи тяжелый груз забот наших. Это они выпекали нам хлеб, снабжали продуктами, врачевали, чем могли, наши раны, а нередко и спасали от верной гибели!

Мне хочется в первую очередь рассказать об удивительно простой и скромной белорусской женщине, о матери четверых партизан, с которой судьба свела меня при довольно необычных обстоятельствах.

На исходе был морозный декабрь сорок первого.

Бойцы партизанского отряда Василия Губина, быстро растущего за счет бобруйских подпольщиков и местного населения, дружно вгрызаются лопатами в промерзлую землю. Тут же, невдалеке, глухо ухает топор. Партизаны строят землянку.

И вдруг в чуткой тиши леса разносится звонкая команда:

— Троценко и Яковенко, к командиру взвода!

Передав свои лопаты товарищам и утерев пот с лица, мы поспешили к командиру.

— Троценко, на хуторе Тетерино, у тети Проси, был?

— Так точно, был!

— Тогда вдвоем берите санки, мешки и мигом — к ней!

До хутора — километра три. Узкая тропинка вьется среди огромных вековых елей с застывшими белыми шапками на развесистых лапах. Снег, ослепительный до голубизны, искрится под яркими лучами зимнего солнца.

— Слушай, Афанасий, а что мы будем делать у тети Проси? И вообще, кто она? — интересуюсь я.

Троценко от удивления даже приостанавливается:

— Что же ты, в отряде больше месяца, а тети Проси до сих пор не знаешь? Ну и теленок! Да это же «директор» нашего хлебокомбината!