Тем, кому пришлось побывать в свое время в глубоком тылу врага, хорошо известна цена любой, пусть даже зачитанной до дыр и месячной давности, газеты оттуда, из-за линии фронта, с Большой земли. Владелец ее всегда принимался с особенным вниманием и уважением в любом партизанском отряде, в любом селении. Так было в тот день и в Тарасовичах.
После доклада, выслушанного в абсолютном молчании, мне пришлось ответить на множество самых разнообразных вопросов.
— Товарищ комиссар, — услышал я сразу несколько голосов, — оставьте нам газету!
— Рад бы, товарищи, но не могу, — ответил я. — Газету надо почитать и в соседних деревнях, а потом передать в другие отряды.
Обо всем уже было переговорено. Несколько часов длилось наше собрание, однако народ, судя по всему, расходиться не собирался. Между тем приближалась ночь, вот-вот начнет темнеть, и мы должны были возвращаться в отряд: дорога предстояла неблизкая!
Попрощавшись со всеми, начали сквозь плотную толпу пробираться к двери. Но едва вышли во двор, как сразу же попали в окружение нескольких десятков юношей. На них теплая одежда, вещевые мешки за плечами.
— Никак, в партизаны собрались?
— Так точно, товарищ комиссар! — ответил за всех невысокий паренек, на вид которому было меньше четырнадцати.
— Да куда ж тебе в партизаны? — едва сдерживая улыбку, спрашивает Николай Семенчук. — Тебе еще возле мамки на печке сидеть да греться, а ты на зиму глядя в партизаны собрался. Смотри, нос к сосне приморозишь!
— Это я с виду маловат, а так мне уже семнадцать!
Остальные ребята дружно вступились за паренька, наперебой рассказывая, какой он смелый и сильный, как бесшумно он умеет ползать и быстро бегать.
Что же делать? Среди ребят были и рослые, могучие парни, которым не хотелось отказывать: они были бы неплохим пополнением нашего молодежного отряда.
Но я все же посоветовал им до весны остаться в деревне. Однако юноши и слышать об этом не хотели: бери их теперь же в отряд, и все тут!
Мои размышления прервали несколько женщин и стариков, с трудом пробившихся сквозь толпу.
— Товарищ комиссар, — решительно начала одна из женщин. — Я ото всех матерей, ото всех селян говорить буду! Давно мы уже порешили: отправить наших сыновей к вам, в партизаны. Ну чем отряду не пополнение? Ловкие, решительные, места здешние наизусть знают. Кому же, как не им, германца бить? Вот мой Федор, взгляните, ну чем не партизан? Пусть идет, записывайте!
А тут и ребята насели:
— Ни за что мы от вас не отстанем, что хотите с нами делайте! Куда вы, туда и мы!
Один из них, протягивая нам листок, вырванный из школьной тетрадки, ломающимся баском попросил:
— Стройте нас! Список готов: вот он…
Читаю:
— «Петр Долгий, 1925 года рождения.
Максим Долгий, 1924 года рождения…»
Толпа расступается, и вот уже перед нами, построившись в две шеренги, застыли ребята. Их сорок девять.
«Что же мне делать с ними, с безоружными? — думал я между тем, глядя на парней. — В отряде и так более десятка бойцов без винтовок. А тут еще эти… Нет, риск слишком велик!»
— Товарищ комиссар, в чем дело? — пытаются понять причину моего молчания матери. — Чем наши хлопцы не хороши?
— Дело в оружии, — объясняю я. — Не хватает его на всех. Да и много малорослых среди ребят ваших. Страшно даже брать таких в отряд.
— Это не беда, — слышится сразу несколько голосов. — Парни они сильные, сметливые — оружие добудут. А малых мы и сами не пустим!
Молчавший до этого старик стукнул самодельным посохом оземь:
— Пусть бьют нещадно наши внуки супостатов! Старость лишила меня сил… Не то и я бы пошел!
Толпа росла. В глазах матерей и юношей я читал уже не просьбу, а требование. Ну что ж, придется, видно, уступить. Отобрали 28 человек. Почти все комсомольцы. Остальным велели ждать до весны. Партизанами в тот вечер стали: Петр, Федор, Максим и Иван Долгие, Александр, Петр и Костя Зенько, Аркадий и Петр Белые, Анатолий Кузьмин, Иван Швед, Владимир Манько и многие другие.
Провожали ребят всей деревней.
В Кохановке колонна на некоторое время останавливается. Заметив в рядах партизан ребят из Тарасовичей, здешние парни окружают нас и тоже требуют принять в свои ряды. Среди нового пополнения Михаил и Иван Дубинчики, Николай Бед, Александр Романовский, Иосиф Барташевич, Александр Исай.
— Бейте врага без пощады! — напутствовали матери юных партизан. — Уж коли беретесь за оружие, так громите фашистов так, чтобы ни единого не оставалось на земле нашей!
Колонна юношей уходит в ночь, но улица еще долго не пустеет. Матери, вытирая платочками глаза, стоят молча, неподвижно, не решаясь произнести ни слова. Их мысли, их сердца там, в партизанских шеренгах, рядом с сыновьями, разом повзрослевшими, возмужавшими.