— К кому же еще? — резко возразил Рудых. — Мужик обращается к мужику.
У Брумиса на щеках заиграли желваки.
— А я что, барин?
Митрофан спохватился.
— Вы не так меня поняли. Я же пояснил вам, что этот человек мне знакомый.
— Уверен, — медленно и веско произнес Брумис, — что в данном случае Чебаков расстрелял того, кто заслуживает расстрела. — Помолчал и добавил: — И все же ваш знакомый прав. Без следствия и суда расстреливать нельзя. Я пошлю телеграмму главнокомандующему.
Трофим Бороздин вытянулся по форме и доложил:
— Приговор приведен в исполнение!
— Где расстреляли? — спросил Вепрев.
— На реке. Земля теперь стылая. Спустили в прорубь.
— Абсолютно правильно! — Преображенский мотнул клювастой головой. — Поднявший руку на народ недостоин честного предания земле.
Трофим Бороздин покосился на главнокомандующего и только крякнул. Вепрев усмехнулся. Не будь он здесь, Преображенскому довелось бы сглотнуть крепкое словцо от Трофима.
— Как держался? — спросил Вепрев.
— Матерый волчина. Только глазами зыркал.
— Просьбы были?
— Спросил я его, как положено. Покривился и говорит: «Все равно не выполнишь». Говорю: «Отчего же? В последний раз можно уважить». — «Мое, говорит, последнее желание, поглядеть, как тебя на осине вздернут...» Еще у самой проруби грозился: «от своей петли не уйдешь!» Со зла три пули в его всадил.
— Своею собственной рукой! — продекламировал Преображенский.
Трофим Бороздин снова насупился, а вошедший вместе с ним в штабную избу и скромно стоявший у двери Аниська Травкин заметил:
— Петруха Перфильев вовек тебе, Трофим, не простит.
И, отвечая на взгляд Вепрева, пояснил:
— Зарок давал: самолично сверну шею Рубцову. А тут, выходит, упустил...
— Он теперь в Крайсовете заседает, — усмехнулся Преображенский, — некогда ему заниматься отвертыванием голов.
— Разрешите идти? — обратился Бороздин к Вепреву.
Вепрев кивнул, но тут же жестом удержал его.
— Проверь сам, как разместили бойцов. И распорядись, чтобы обед сготовили настоящий.
Бороздин мотнул головой.
— Понятно! — и вышел вместе с Аниськой.
Вепрев подошел к окну.
Дом-пятистенник, в котором разместился штаб, стоял высоко на склоне горы, и далеко в обе стороны видны были улицы большого села, протянувшегося вдоль реки. На улицах почти безлюдно. Бойцы отогревались в теплых избах, а местные жители еще не осмелели после недавно закончившегося боя. Только с полдюжины мальчишек перебегали по посеревшему снегу, смятому, перемешанному и утоптанному ногами людей, копытами лошадей, ободами колес и полозьями саней.
За широкой полосой застывшей реки горой вздымался берег, густо поросший лесом. Над высоким берегом висело медное зимнее солнце.
Ровный блестящий снег слепил глаза. Через реку, наискось, узкая полоска наезженной дороги. Возле дороги темное пятно проруби.
«Туда, наверно, Рубцова...» — подумал Вепрев.
Обернулся и сказал Преображенскому:
— Сообщите Крайсовету о взятии в плен и расстреле Рубцова.
— Ожидаю уточнения данных относительно взятых трофеев, — ответил Преображенский. — Не выявлено точное количество взятых патронов. Поэтому задержал передачу оперсводки.
— Телеграфируйте немедленно! Рубцов стоит сотни патронов!
— Слушаюсь! От них тоже телеграмма поступила.
— Когда? — удивился Вепрев.
Преображенский ответил подчеркнуто значительно:
— Не стал передавать, пока решали с Рубцовым.
— Читайте!
— Чрезвычайная. Главкому Вепреву. — Преображенский читал нарочито бесстрастным, деревянным голосом. — Поступившим Крутогорья сведениям комотряда Чебаков производит расстрелы граждан без следствия суда. Точка. Категорически предлагаю пресечь нарушения революционной законности. Предкрайсовета Брумис.
— Дайте! — потребовал Вепрев, протягивая левую здоровую руку.
Быстро перечел телеграмму, бросил на стол. Нервно прошелся по комнате.
— Опять своевольничает! Атаманские замашки!
Преображенский пожал плечами.
— Простите. Нелогично. Рубцова... тоже без следствия и суда.
Вепрев остановился. Посмотрел в упор на Преображенского. Тот отвел глаза, но кривую улыбочку удержал на губах.
Вепрев сказал жестко:
— Рубцова расстреляли не за то, что воюет против нас, а как убийцу, преступления которого всем известны и не требуют расследования! Вызовете Чебакова ко мне!
Преображенский вышел. Через несколько минут вернулся и доложил: