Однажды отряд имени Чкалова под командованием Щемелева перехватил большой немецкий обоз, следовавший из плещеницкого гарнизона в Логойск. Партизаны захватили довольно большие трофеи: оружие, боеприпасы и продовольствие. После этого логойский и плещеницкий гарнизоны стали снабжаться в основном по воздуху. Так продолжаться долго не могло. Враг искал выхода из создавшегося положения.
В этих условиях гестапо предприняло меры по активизации своих диверсантов и лазутчиков. 1943 год отличался массовой заброской к нам агентуры. Оккупантов интересовала наша численность, вооружение, дислокация и планы действий, связи, уязвимые места. Большинство диверсантов наша контрразведка обнаружила довольно быстро. Однако некоторым из них, умело применявшим маскировку и конспирацию, удавалось оставаться невыявленными в течение довольно длительного времени. Надо сказать, что высокая бдительность партизан в большинстве случаев лишала вражеских наймитов возможности причинить нам сколько-нибудь значительный вред. О некоторых случаях я уже говорил. На этих страницах расскажу о «Сыче», которого мы быстро настигли по горячим следам, и «Драконе», действовавшем в бригаде нераспознанным около года. «Дракон» был самым опасным из всех диверсантов, засланных к нам в отряд.
Однажды наш немецкий друг Карл, работавший на железнодорожной станции Жодино, сообщил, что туда прибыл полк эсэсовской дивизии для прикрытия автомагистрали и железной дороги. В первую очередь командование этого полка решило оседлать узкоколейку, выслав туда хорошо вооруженный отряд численностью около 100 человек. Была указана точная дата и время его выступления. Зная это, мы, в свою очередь, решили устроить в удобном месте на узкоколейке засаду и разгромить это передовое подразделение фашистов.
Рота партизан с приданным взводом десантников-автоматчиков выстроилась по тревоге. Бойцы стояли под вековыми липами и, переминаясь с ноги на ногу, ожидали командира роты. Время шло, а его все не было: он разговаривал по телефону со штабом бригады.
— Вы понимаете, что этот подлец не только сбежал сам, но унес пулемет и две винтовки! — кричал он в трубку. — Товарищ комбриг, если упустим его, то он успеет сообщить о нашей засаде…
— Хорошо, хорошо! Разберемся позже, а вы немедленно отправляйтесь и выполняйте приказ! — сердито ответил комбриг.
Он бросил трубку и взволнованно зашагал по землянке.
— Срочно Чуянова! Начхоз пусть распорядится быстро оседлать двух лучших лошадей, — приказал он дежурному.
— Из третьего отряда один бежал, — сказал Василий Федорович вошедшему Чуянову. — Думаю, что тебе надо перехватить его под Логойском. Действуй быстро! Время не ждет.
И вот уже занялось тихое августовское утро. Сосны и ели купались в лучах поднимавшегося солнца.
В это время Чуянов с помощником галопом мчались к Логойску, а партизанская рота со взводом автоматчиков-армейцев приближалась к месту засады.
Обливаясь потом и тревожно озираясь назад, лазутчик напролом продирался через кусты и заросли в обход небольшой деревушки, окруженной большим массивом спелой ржи. Он спешил к дороге, идущей в Логойск. Каждый шорох сзади приводил его в трепет. Наконец, обогнув деревню, беглец остановился, облегченно вздохнул, утер рукавом взмокшее лицо и вышел на Логойский большак, заросший за время войны травою. Лицо его почернело, дышал он часто и со свистом, точно загнанный зверь. Но Логойск был уже рядом, и он, спотыкаясь, спешил вперед. Пулемет и винтовки казались стопудовым грузом. Ботинки, раскисшие от ночной росы, и мокрые длинные штанины глухо шлепали друг о Друга.
Вдруг впереди в перелеске зашелестели на ветру осины. Предатель испуганно замер, внимательно прислушался, осмотрелся, потом двинулся дальше. Через перелесок он пробежал мелкой рысью. Страх гнал его вперед. Лишь километрах в двух от Логойска полицай успокоился: все страшное осталось позади. Выпятив грудь, он шел, уже насвистывая. Лазутчик рисовал в своем воображении, как он, крикнув «Хайль!», доложит эсэсовскому гауптману: «Сыч» приказ выполнил». Все данные о партизанах принес да и в придачу пулемет и две винтовки прихватил. Так и скажет: «Битте шён! Гоните обещанные пять тысяч!» Эх и загуляет Фишин!