— Ладно, веди ка сюда этого деда, присаживаюсь я на пенёк на краю поляны, а пост там усиль, и часовые пусть на виду не маячат.
— Понял, — убегает Клим, и минуты через две приводит мне, заросшего густой бородой дедка. Встаю навстречу и разглядываю первого Калужского партизана, которого я повстречал на этой земле.
Небольшого роста, крепкий ещё мужик, лет шестидесяти, с прямой спиной, в овчинном полушубке, валенках и в треухе с малиновой полосой наискось, с прищуром, не мигая, смотрел на меня. Оружия при нём не было, может своим оставил, а может наши отобрали.
— Ну, долго ещё в гляделки играть будем, товарищ командир? — Первым нарушил молчание старый партизан. — Рассвет скоро, немчура того и гляди в погоню намылится.
— А ты бы представился сначала, мил человек. Кто таков? Из какого отряда? Что в лесу делаешь? Зачем мы тебе понадобились?
— Иванов, Леонид Матвеевич. — Отрекомендовался он.
— Лейтенант Сидоров, Николай Никанорович. — Представился я в ответ. — Так что вы тут делаете, товарищ Иванов? — Повторяю я свой вопрос. А то сдаётся мне, что он такой же Иванов, как я Сидоров.
— По всему выходит вас прикрываем, и следы за вами заметаем. Может по пути разговор продолжим? А то неровён час германец нагрянет, или вы тут ночевать собрались.
— А с чего это нам такие почести? Мы вроде ничего плохого не сделали?
— А с того, что вы на моей земле много врага уничтожили, причём за один только бой, и нам в отряде такие бойцы нужны. Или вы обратно, за линию фронта собрались.
— Пока нет. А далеко ваш отряд?
— Да тут, недалече.
— Документы предъявите для опознания?
— Документы? Да какие у партизан документы. Хотя, — суёт он руку за пазуху и, достав сложенный вчетверо листок, протягивает мне. — Вот, на память взял, у одного полицая, убитого. — Не дёргаюсь, так как Пашка сбоку и сзади контролирует каждое движение партизана. Разворачиваю листовку и под рисованным печатным портретом товарища Иванова, читаю текст.
За поимку и за сведения о местоположении опасного красного бандита Иванова назначена награда — корова, пуд муки или 3000 рублей.
— Серьёзный документ, Леонид Матвеевич. — Возвращаю я бумажку владельцу. — Только чего же вы смертный приговор, можно сказать с собой носите?
— А мне так и так петля, если поймают, так что живым я им в руки не дамся, а штук несколько с собой на тот свет всё равно прихвачу. — Непроизвольно похлопал он себя по левому карману полушубка.
Ну, разве только так. — Укоризненно посмотрев на Пашку, говорю я. — Тогда идём с вами. Впереди кто пойдёт?
— Есть у меня парнишка, позову, заодно и ружьишко моё принесёт. А то не могу по лесу без ружья ходить, особенно в последнее время.
— Охотник небось?
— Да нет, лесничий, все леса в этих местах исходил до войны, а теперь вот самому воевать приходится.
— Паша, снимай часовых и строй людей. В гости нас приглашают. Выходим через пару минут. — Отдаю я распоряжения и провожаю Матвеича до поста.
Предупредив часовых, лесник ухает филином и в десяти метрах от поста из снега поднимается фигура подростка с двумя карабинами и идёт к нам. Дед забирает у него один, перепоясывается ремнём с подсумками и мы все вместе идём в голову колонны, а чуть погодя отправляемся в путь. Сначала по лесной дороге прямо на север, а потом мимо болот и буераков уходим всё дальше на северо-запад. Пионер торит дорогу, с боков его прикрывают и контролируют Макар с якутом, в центре обоз и командование, ну и замыкает нашу колонну Пашка. Несколько партизан с пулемётом в тыловом прикрытии. Заметают следы, ну и следят, чтоб никто не потерялся.
К рассвету отмахали километров десять, позавтракали, и через час продолжили наш путь. Матвеич сказал, что прошли половину, так что задерживаться на днёвку не стали, отдохнём если что в отряде или на том свете, хотя кому это надо, полдня водить нас по лесу, а потом пристрелить. Так что надеемся на лучшее, но и о худшем не забываем, хотя фрицам сейчас не до партизан, им бы разваливающийся по частям фронт удержать. Поэтому и идём днём, без опаски нарваться на неприятеля.
Глава 6
Дошли мы до места только к двум часам дня, отмотав по лесу километров двадцать, если не больше. Вымотались сильно, устали. К концу марша ноги гудели от напряжения. Или мне показалось, или «казачок» специально водил нас кругами. Казачок он ясное дело засланный, но видать задачу ему такую поставили, а может по привычке петляет, следы путает. Я сначала замечал ориентиры, сверялся с компасом, но потом бросил. Лес вокруг, все деревья на одно «лицо», только пару раз через большак проскакивали, но что это за дорога и куда она ведёт, спросить было не у кого, лесник местный хоть и рядом идёт, но не говорит, где мы. Зато про обстановку в округе всё рассказал. И как людям при «новом порядке» жилось, чего тут полицаи творили, а больше всего про подвиги своего партизанского отряда байки травил. Может, конечно не байки, но пойди, проверь, что тут правда, а что вымысел. А ещё он пожаловался, что до наступления зимы всё было хорошо, они успешно делали вылазки, местное население делилось продуктами, насобирали целую гору оружия и боеприпасов, трофеи тоже неплохие попадались, а с наступлением холодов началось. Новая администрация стала выгребать продукты у крестьян подчистую. Деревни, которые находились близко к линии фронта, расселялись. Людей просто выгоняли из домов. Потом стали реквизировать тёплые вещи, забирать скот. Ну и в каждой деревне появились полицаи из западных республик Советского Союза, да и своих каллаборационистов, а попросту предателей, хватало. Начались аресты, допросы, экзекуции, казни. За связь с партизанами вешали, причём не сразу, а запытав до полусмерти. Вот народ и начал бояться. Пробовали с этим как-то бороться, сначала агитировали, но агитаторов хватали и вешали, поэтому стали убивать предателей, только в ответ полицаи начали расстреливать заложников, по три местных жителя за каждого убитого в этой деревне предателя и сразу десяток за каждого немецкого зольдата. Так что местное население начало виноватить в своих бедах партизан и подпольщиков, ну и выдавать их фашистам. Людей в отряде, особенно с боевым опытом, стало не хватать, кого-то убили, кого-то ранили, а кто-то и сам ушёл, когда разбойничью вольницу стали прижимать с двух сторон. С одной стороны — немцы и полицаи, которые не хотели просто так отдавать награбленное, с другой стороны — командование отряда, которое начало укреплять дисциплину, не допуская пьянок, мародёрства и насилия над местным населением. Так мы и проболтали до самого конца похода и уже на подходе к базе, мне либо что-то померещилось, либо и правда, какая-то серая тень меж кустов и деревьев промелькнула.