Просыпаемся от того, что ворвавшись в нашу землянку, кто-то истошно орёт.
— Наших бьют!! — И убегает.
Толком ничего не соображая спросонья, подрываюсь с нар, надеваю валенки и, накинув ватник, выхожу на улицу. Застёгиваюсь уже на ходу, определив по раздающимся в ночи звукам потасовки, где происходит драка. Все мои специалисты со мной, также застёгиваются на бегу. Добежав до места ледового побоища, пытаюсь определить, где эти наши, и кто кого бьёт. Так как в толпе дерущихся, толком ничего не разобрать. Мелькают только руки, ноги и головы. Но неожиданно в ситуацию вмешивается форс-мажор. Здоровенная, голая по пояс фигура врубается в толпу дерущихся, и не разбирая, где ваши, где наши, лупасит всех подряд. Одного удара пудового кулака хватает, чтобы накаутировать очередного противника. Так что через две-три минуты все дерущиеся лежат. На ногах остался только один Малыш.
— А вы чего здесь? — Дёргается он в нашу сторону, ещё не остыв от драки, но узнав меня, останавливается. — Ты в курсе, что случилось, Николай?
— Нет. Понятия не имею.
— Говорят, ваши бузу затеяли. А, — машет он рукой, — завтра разберёмся.
— Комиссар! — громко зовёт он Матвеича.
— Я здесь. — Выдвигается он из-за наших спин.
— Этих всех в холодную до утра, — показывает Емельян на лежащих. — Завтра решать будем, что с ними делать.
— Понял. — Отвечает ему комиссар.
— Помоги ему, товарищ сержант, там и твои люди есть. — Обращается ко мне Емельян и уходит, видимо досыпать.
Сопроводив и перетаскав всех закопёрщиков в глубокий зиндан, отправляемся заступать в караул, так как половина караульщиков вместе с начкаром сейчас находится в яме. Вот мы и будем эту губу охранять, выставив там один пост, остальные — тревожная группа. В случае нападения на лагерь сразу выдвигаемся на атакованный участок, поэтому комиссар сейчас с нами в землянке как командир группы, он знает, куда нужно бежать. Ну а я разводящий, отвожу и снимаю с поста часовых, а с одного и патруль по лагерю. А вот начальником караула Емельян назначил себя, видимо кайф ему обломали, и не только ему, вот он и решил от разгневанной женщины в караульном помещении схорониться. Ну а на досуге комиссар и рассказал мне какой бардак стал твориться в отряде в последнее время. Пьянки, блядство, драки и другие нарушения дисциплины. Да, не ожидал я от Малыша такого. Видимо атаманом себя почувствовал и забурел. Решил, что война всё спишет. Нет. Из этого балагана надо валить. Тем более сюда Красная армия скоро нагрянет, а мне пока с ней не по пути, точнее по пути, но средства в достижении цели у нас разные. Я не хотел героически, глупо погибать за Родину, а стремился к тому, чтобы враг погибал за свою фатерляндию. Ну и от своих планов — рассмешить бога, я не отказывался, поэтому, раз всё так удачно сложилось, будем приступать к их осуществлению. Проверенная в боях команда у меня уже есть, остаётся только заразить её идеей и направить в нужном мне направлении.
А с раннего утра мы занялись тем, что провели шмон и изъяли все спиртосодержащие жидкости, а также продукты у нарушителей общественного порядка. Потом высокая комиссия в лице Маши и трёх медведей пошла шерстить самогонщиков и служащих хозвзвода, также изымая пойло и все продукты. А то получалось так, что кто-то рискуя жизнями, добывал пропитание, а кто-то эти продукты переводил в горячительные напитки. В результате конфисковали самогонный аппарат, сконструированный местными Кулибиными из говна и палок, чуть ли не сто литров браги, и тридцать литров разнообразного пойла, запрятанного в разных местах рачительными хозяйками. Ну а продуктов набралось на трое суток питания всего отряда.
Потом был разбор полётов, который проводили в самой большой землянке караульного помещения. Вот после этого разбора и сняли с должности несколько командиров, а начальника хозвзвода перевели в боевое подразделение, чему он был только рад, хотя радовался не долго — Малыш пообещал провести с ним разъяснительную работу, а пока назначил на эту должность Машу.
— Сама и разбирайся со своими бабами. — Сказал он ей на военном совете.