В карауле у нас стоит сапёрный взвод, поэтому рукастые мужики из бодрой смены сделали односкатный шалаш, где спала отдыхающая смена, а для его обогрева соорудили невидимый костёр — нодью. Возле которого также оборудовали места для сушки одежды и обуви. К этому костру я и подсел и, вытряхнув из валенок остатки соломы, повесил их на просушку.
Когда мы уходили, я заметил, как новоявленные сапёры зачем-то прихватили с собой и погрузили на дровни два трёхметровых бревна от остова разрушенной землянки. Я ещё подумал тогда, — нахрена они им? Но не стал вникать, а вот теперь понял для чего. Эти брёвна, когда-то лежали в срубе дома или амбара, поэтому были сухие, ровные и с уже вырубленным пазом. Вот в паз-желоб нижнего бревна, сапёры и насыпали горячих углей, накрыв его сверху вторым бревном желобом вниз. Угли из-за недостатка воздуха просто тлели без огня и практически без дыма, зато места возле такого костра было достаточно, да и жару хватало.
— Чаю, товарищ командир? — заметив, что меня начинает колотить мелкой дрожью, предложил один из сапёров бодрой смены, видимо следящий как за кострами, так и охраняющий «караульное помещение» с отдыхающими, которые потягиваясь и зевая, сейчас просыпались и придвигались ближе к костру. А то поднять — подняли, а разбудить забыли.
— Н-не откажусь. — Выбивая чечётку зубами, промолвил я.
— Вот возьмите, — он сходил за котелком, налил в кружку чаю и протянул её мне.
— С-спасибо. — Поблагодарил я, грея руки о кружку и отхлёбывая ароматный отвар, необычного вкуса.
— Наш, партизанский. — Заметив мой вопросительный взгляд, ответил он. — С калганом, солодкой, душицей, шиповником. От любой хвори помогает. — Я только кивнул, продолжая согреваться как изнутри, так и снаружи.
— Комиссар где? — Немного согревшись и перестав стучать зубами по краю кружки, спрашиваю я.
— Он с нашим командиром смену на посты пошёл разводить. Скоро придут.
— А что, разводящего послать нельзя было?
— Так нету разводящих. Нас во взводе всего дюжина. С командиром вместе уже чёртова дюжина. На четыре поста кое-как наскребли. Ну а профессор наш пошёл мины на тропах поставить, чтобы следом за разведчиками никто не увязался.
— Как обстановка?
— На северо-востоке канонада усилилась, видать наши наступать продолжают. Фрицы вроде как отступают, но не очень быстро. А в остальном всё по старому.
— Разведчики все вернулись?
— Одна группа где-то задерживается. Остальные пришли.
— Обед готов?
— Да. Те кто на смену постов пошли, уже поели.
— Так кормите бодрую смену, а то общий подъём скоро.
— Это мы вмиг сладим. Шурка, вставай. — Пошевелил он за валенок какого-то бойца, прикорнувшего в уголке шалаша.
— Ну чего ещё? — недовольно пробурчал тот спросонок.
— Вставай, говорю. Кормить пора. — Повысил голос сапёр, дёргая уже за штанину.
— Да встаю я, встаю. — Пробурчал боец, поправляя сползшие ватные штаны и с закрытыми глазами присаживаясь на пятую точку опоры. — Ну недавно ведь прилегла. — Потягиваясь, зевнула во весь рот стряпуха, которую я теперь разглядел и узнал. Светлый локон волос, выбившийся из-под шапки, и симпатичная помятая мордашка с пуговкой курносого носа, могла принадлежать только Александре, а не какому-то там Шурику. А когда наконец-то раскрылись живые карие глазёнки и казалось сами по себе забегали во все стороны, всякие сомнения в половой принадлежности отпали, и я вспомнил когда её видел, и при каких обстоятельствах мы познакомились с этой девушкой.
— Ой. Товарищ командир? А вы зачем здесь? — засмущалась Саша. — Ещё же ведь не обед. Рано кормить.
— Ну, извините, Александра Никифоровна, что не испросив вашего дозволения, я прибыл не к назначенному часу. Больше такое не повторится. — Развожу я руки в стороны и наклоняю голову. — Только обстоятельства особой важности принудили меня к этому.
— И какие же это обстоятельства? — Приняла она мою игру.
— Война-с. — В подтверждение моих слов в небе послышался рёв моторов, сопровождаемый длинными пулемётными очередями.
Прижимаясь к кронам деревьев, недавний разведчик во все лопатки улепётывал от двух немецких истребителей, отчаянно отстреливаясь из турельной спарки и оставляя за собой шлейф дыма. Мотор эр пятого уже работал с перебоями, и лётчик отчаянно искал площадку для приземления посреди леса, уйти на повреждённом самолете, а тем более прыгать с парашютом было самоубийством. Единственный шанс на спасение давала посадка в лесу. Скорость истребителей превышала таковую же у нашего вдвое, поэтому после очередной атаки они вынуждены были уходить на вираж, чем и воспользовался советский лётчик, казалось камнем рухнувший вниз вместе со своей машиной. Во всяком случае из поля нашего зрения он пропал. Немцы же, сделав круг над местом падения, ушли на запад. Причём место это оказалось в непосредственной близости от нашей стоянки. Так что фрицы с воздуха могли и наш табор засечь. А при наличии у них радиостанций на каждом самолёте передать координаты падения «рус фанере», было минутным делом. Да и деревня Ступина находилась всего в полутора километрах от места посадки.