— Понял.
— Раз понял, выполняй.
Передав вправо и влево по цепи команду на отход, дожидаюсь пятёрку с левого фланга и отхожу последним. Пройдя метров триста, встречаемся с Малышом и комиссаром, оба мрачнее тучи.
— Занять оборону вдоль опушки леса. — Командую я бойцам, а потом наезжаю на Малыша.
— Потери?
— Трое убито, четверо ранено, один тяжёлый. Разбито одно орудие и пулемёт. Что делать будем, командир?
— Воевать. Бой ещё не закончен.
— Но у них же целый танк. — Удивляется комиссар.
— А у нас целая противотанковая пушка. Леонид Матвеевич, организуйте прикрытие с тыла, а мы повоюем. Емельян, за мной. — Иду я на опушку на ходу расчехляя бинокль.
Немцы при помощи тягачей расчищали дорогу, растаскивая битую технику, а так как стрельба по ним прекратилась, то они совсем осмелели и пытались поставить на ход уцелевшие машины. Танк никуда не делся, а притаился за амбаром, в готовности прийти на помощь в любой момент. Там нам его не достать, придётся выманивать. План у меня созрел, поэтому ставлю боевую задачу Малышу, а сам нахожу нашего начальника связи и озадачиваю его. После чего на нашей самодельной «шайтанарбе» выдвигаемся чтобы найти огневую позицию для миномёта. Шайтанарба получись путём слияния кобылы и миномётной тачанки. Всё-таки Шайтан у Махмуда обучен хорошо, да и выстрелов и разрывов снарядов боится не сильно.
Глава 22
Миномёт устанавливаем на правом фланге, в лесу, в ста метрах от опушки. Будем стрелять по дороге, пока фрицы не кончатся, или не решат нас порешить, отправив на разборки танк. Огневая позиция противотанкового орудия на левом фланге, фронтом на север, так что когда «четвёрка» выедет на дорогу, Малыш и зафитилит ему в борт. Что будем делать, если фрицы не отреагируют, не знаю. Но скорее всего дразниться, показывать неприличные жесты, «махать концом». Корректировать огонь с восточной опушки не получится, немцы будут шмалять по ней из всех стволов в первую очередь, поэтому мы оттуда убрали даже наблюдателей, а не только стрелков. Мой же НП будет на южной опушке леса, неподалёку от орудия, вот туда как раз и тянет провод наш штатный связнюк — Валерка Мапьцев. Подушку безопасности в сотню метров из стволов деревьев пришлось оставлять, чтобы не попасть под разрывы снарядов немецкого танка. Ближе устанавливать миномёт не рискнули, мало ли, попадётся снаряд со смещённым центром тяжести и тепловой головкой самонаведения, как начнёт облетать деревья метясь в раскалённый ствол миномёта. Немцы они такие, вдруг уже придумали этакую вундервафлю.
Обосновавшись на наблюдательном пункте, начинаю пристрелку. Тут уже пришлось посчитать, и пристреливаться гораздо дольше, но цель в вилку я взял, и пошли накрытия. Немцы с дороги разбежались, попрятались на противоположной от леса обочине, но стреляем всё-таки навесным огнём, так что падающей сверху мине абсолютно пофиг, где копошится её цель. Поэтому фрицы обиделись и нажаловались «большому брату», и тому пришлось выползать на шоссе. Обстрел с места восточной опушки ни к каким результатам не привёл, и хоть в башне у танка и стоит «окурок», но траектория стрельбы всё-таки настильная. Это ж не «Нона». А самонаводящихся снарядов у фрицев видать не было. Так что хотя снаряды и попадали в деревья, и те иногда падали, а кустарник выкашивало осколками, миномёт продолжал работать. Ну и я ещё обнаглел, начал стрелять по танку. Попасть-то вряд ли попаду, но хотя бы напугаю или разозлю.
Разозлил. Танк двинулся вперёд и попал под раздачу. С четырёх сотен метров Малыш не промахнулся, и хотя правый борт танка и был прикрыт снежным отвалом, но преградой для противотанковых снарядов он не стал, тем более первый из них попал в башню. Емеля подловил танк, когда он остановился для выстрела, а потом продолжил гвоздить по нему, вымещая всю свою злость и ярость за погибших товарищей. Мне же пришлось задробить стрельбу из миномёта, чтобы остановить стихийную атаку, залёгших на опушке бойцов отряда, и направить их энергию в нужное место. Безобразную атаку «грудью на пулемёты» возглавил комиссар, которому надоело находиться на вторых ролях, и он, набрав себе в команду «извозчиков», решил отличиться. Бойцов на левом фланге я тормознуть успел, а вот на правом — нет.
По плану атаку должно было начать отделение сапёров, для чего они и притаились в перелеске слева, буквально в пятидесяти метрах от шоссе. И начинали они только после выстрелов из сорокапятки. А дальше им на помощь выдвигались основные силы, цепочкой друг за другом по кромке леса, а не толпой по открытому месту. Вот только всё чуть было не испортил раздухарившийся комиссар который, заорав, — За Родину! За Сталина! — повёл в атаку отделение повозочных. Свою ошибку, бредущие в атаку бойцы, поняли уже через первых сто метров. А брели они проваливаясь в снег по колено и выше. И если по лесу можно было нормально ходить без лыж и снегоступов, то в чистом поле намело приличные сугробы. Местами наст держал, и ускориться получалось, но только местами. Так что вскоре наступательный порыв иссяк, и люди начали залегать в снег.