4
Эдна молча наблюдала, как Юджин разрезает покрытый джемом ломтик поджаренного хлеба на крохотные кусочки. Пират приплясывал вокруг, переваливаясь с одной лапы на другую и покачивая головкой, вверх-вниз.
— Ну-ка, — сказал Юджин и протянул первый кусочек попугаю. Птица жадно схватила его. — Ты, наверное, подумал, что я решил уморить тебя голодом?
Однако попугаю было не до разговоров.
Эдна с интересом следила, как Юджин кормил попугая, едва держа кусочек пальцами, чтобы Пират мог легко его выхватывать. Ее ужасно растрогала такая забота о птице — как он готовил лакомство, как тщательно разрезал хлеб на малюсенькие кусочки. Чего стоит покупка английского джема специально для попугая! Нет, нет, не может быть плохим человек, который так любит, так нежно относится к птице. Ей нечего опасаться такого человека. Тем более что он друг ее дядюшки.
Совершенно ясно, что дядя Бен рассказывал про нее Юджину и владелец парусника сразу догадался, с кем имеет дело. Эдна подавила невольный вздох. Могу себе представить, что ему наговорил дядюшка, подумала она. «Эй, Юджин, если тут появится тихое, скромное создание во всем коричневом, так знай, это моя племянница…»
Нет, это несправедливо. Дядюшка Бен никогда бы не сказал о ней такого. Он не раз уверял ее, что она похожа на райскую птичку, что она будет пленять сердца, когда настанет ее час. Еще подростком она помнила, сколько ему приходилось выдерживать баталий с родным братом из-за нее. Дядя Бен обвинял ее отца в том, что он калечит душу девочки, воспитывая манерную и тупоумную мисс — типичную представительницу семьи Лайтвуд.
Тем временем Юджин кончил кормить попугая.
— Ты поняла, насколько он избалован? Так вот, у него еще есть и собственный дом.
Юджин распахнул маленькую дверцу позади стола. Эдна с любопытством заглянула туда. Открывшееся ее взору небольшое помещение было хитроумно превращено в уютный уголок для попугая на время морских путешествий. У одной стены каюты высилась огромная клетка из металлических прутьев, где ровный слой песка заменял морской берег. В одном углу клетки висело большое кольцо-качалка, а в другом — прочно прикрепленная к прутьям длинная, крепкая, но уже вся исклеванная жердочка: над ней явно «поработал» попугай. На полу клетки стояли прочно закрепленные две фарфоровые чашечки для воды и корма.
Эдна при виде жилья попугая не могла сдержать восторженного возгласа:
— Ну просто великолепно!
— М-да, все так. Плохо только, что он отказывается здесь спать.
— А где же он спит?
Рот Юджина изогнулся в усмешке.
— В моей каюте.
Счастливая птица, подумала Эдна, и в ее голове замелькали заманчивые картины романтической жизни попугая. Она приблизилась к клетке, притворяясь, будто внимательно разглядывает ее. Похоже, Юджин не заметил, как пылают у нее щеки.
— Думаю, ему просто нравится будить меня по утрам, — сказал он. — И поверь мне, утро у птиц всегда предрассветное. Как запоют — через час встает солнце.
— А что произойдет, если ты оставишь его в этой клетке?
Молодой человек вздохнул.
— Он будет петь. Очень громко. И всю ночь напролет. Фальшиво и неблагозвучно. Представляешь?
— А что он поет? — спросила она, удивляясь собственной смелости. Никогда в жизни не бывала она такой разговорчивой с посторонними мужчинами… Впрочем, она и не встречала похожих на Юджина. Да и со знакомыми мужчинами ее круга она была застенчива, ее точно сковывало ледяной броней. Ею очень гордились родители, когда слышали: «О, какая у вас приятная, спокойная, сдержанная дочь». И в двадцать четыре года отец и мать все еще звали ее девочкой.
— Пират любит всякие непристойные песенки моряков. Жалует он и старинные песни немецких выпивох, поет по-немецки. Уж и не знаю, где он их понабрался.
Юджин открыл дверцу клетки и посадил туда Пирата. Потом взял мешочек, наполненный семечками подсолнуха, и осторожно насыпал корм в одну из фарфоровых чашечек. Проверил, есть ли вода во второй чашечке, захлопнул дверцу клетки и закрепил довольно сложную на вид защелку.
— В прошлом году я вынужден был заказать специальную защелку в Штатах, — пояснил Юджин, показывая, как запирается клетка. — Все остальные запоры Пират научился открывать.
Америка… где он только не бывал…
Богатое воображение получило пищу, и девушка представила себе капитана этого прекрасного парусника за старинным деревянным штурвалом. Фантазия разыгралась. Перед мысленным взором Эдны красовался Юджин с обнаженной грудью, с бронзовым от солнца телом и гривой черных длинных волос, которые треплют жестокие пассаты — ветры удачи… И Эдна подавила рвущийся из груди вздох, возвращаясь на грешную землю.
— А это что за диковина? — спросила она, указывая на деревянные чурки, висевшие над клеткой на цепочках различной длины.
— Игрушки для поклева, — Объяснил Юджин. — Пират обожает клевать все деревянное, поэтому у него такой здоровый крепкий клюв. — Юджин вдруг ухмыльнулся: — Не будь у моего попугая деревянных игрушек, он продырявил бы борта яхты.
Эдна рассмеялась, и улыбка долго не сходила с ее лица. Как он любит попугая! — снова подумала она. И снедавшие ее страхи совершенно развеялись. Не стоит волноваться, что родители не примут в свой круг этого диковатого вида экзотического мужчину… Конечно, дядя Бен не преминул бы поиронизировать, что, мол, причина ее интереса к Юджину как раз и кроется в том, что ей хочется подразнить родителей, чтобы они упали в обморок от одного вида дядюшкиного друга. И, может быть, дядюшка не так уж далек от истины, подтрунивая над нею.
— Предстоят еще кое-какие ремонтные работы, — сказал Юджин, когда они сидели на палубе. — Яхту надо еще высушить и очистить. Недели через три-четыре она будет готова к плаванию.
— И в каком направлении на сей раз? — спросила Эдна.
Его ответа она ждала целую неделю с тех пор, как впервые поинтересовалась предстоящим маршрутом парусника. В течение этой недели они виделись ежедневно. Она засыпала его вопросами, когда он заканчивал свой утренний заплыв. Иногда помогая ему в работе, которой он был занят, а порою просто наблюдая за ним, она жадно ловила каждое его слово, слушая рассказы про дальние странствия. Воспоминания Юджина о путешествиях начинались с первого самостоятельного одиночного плавания на Гавайские острова, когда его неотвязно преследовали неудачи. Особенно подробно он описывал путешествие на Таити, которое было как компенсация, как награда за трудности первого хождения. Таитянское плавание было таким спокойным и приятным, что он начал суеверно опасаться большой беды, которая неминуемо нагрянет, когда ее меньше всего ждешь.
Однако беда подкараулила его не скоро — лишь в плавании возле предательских, кишащих акулами берегов Австралии. Он попал тогда в сильнейший шторм, и шквал ветра едва не потопил яхту. Он так сильно накренил «Морского разбойника», что тот мачтами чуть не касался воды. Его спасло только то, что он в качестве меры предосторожности привязал себя спасательным тросом к мачте, чтобы его не смыло волной. Однако громадный водяной вал — это было просто чудом — выпрямил почти лежащую на воде яхту, когда он, Юджин, думал, что погиб. Сам он вряд ли бы сумел восстановить равновесие парусника. Он никогда еще не был так счастлив! И никогда еще Пират не кричал так яростно и злобно…
Так Юджин, день за днем, рассказывал Эдне про свои приключения. Парусник тогда едва дотащился до причала, и его пришлось срочно поставить в док на ремонт.
Но преодоленные Юджином трудности только еще больше разжигали в девушке страсть к приключениям. Эдна жадно впитывала рассказы об опасностях дальних странствий, всеми нервами осязая ту грань, которая отделяет жизнь от смерти. Так может услаждать себя мечтами лишь тот, кто никогда не бывал в ужасных передрягах. Правда, Юджин, стараясь произвести впечатление на девушку, несколько преувеличивал степень риска и чуть сгущал мрачноватые краски.
Все эти рассказы, хотя и смущали, но ничуть не пугали Эдну. Хотелось бы знать, что могло заставить ее так тосковать о дальних странах. И еще — Юджин желал бы разгадать, о чем она думала в тот день, когда впервые была на яхте и ее лицо вдруг стало ярко-красным, как хвост Пирата.