— Ты уже неделю как освободился?
— А что ты самое первое сделал? — спросил Хертс.
— Поехал на пароме в город и напился до чертиков? — спросил Слай.
— Я бы снял номер в шикарной гостинице, — сказал Хертс, — чтобы простыни были накрахмалены тверже, чем лед, и дрых бы там дня три.
— А я бы на автобусе доехал до Сансет-Бич, — сказал Слай, — разделся бы догола и наплавался вволю, чтобы почувствовать себя свободным, как рыба. Что ты сделал, Брудер?
— Я поехал домой.
Хертс и Слаймейкер согласно закивали — это было им понятно, хотя теперь дом у них был только один — тот, в котором они жили на ранчо Пасадена.
— А как тут, все было в порядке, пока я отсутствовал? — осведомился Брудер, по-хозяйски осматриваясь кругом.
Но Хертс со Слаймейкером ответили, что, пока он отсутствовал, не все было в порядке. Много говорили о том, что по долине проложат шоссе и бетон, кажется, Уиллиса интересовал куда больше, чем цитрусовые. Зимы в последнее время стояли сухие, все побурело и умерло по-особому, по-калифорнийски, — будто больше нет надежды, что через трещины в земле сумеет пробиться новая жизнь. После нескольких лет засухи было трудно представить себе, что в русле текла река, на холмах росла трава с вкраплениями золотых чашечек маков. Даже старики не помнили такого года, когда в горах не ложился снег, и их цепь стояла голой и блеклой, похожая на голодную собаку. Скудные, мутные вешние воды еле заполнили старое русло реки. «Да я и то больше отливаю», — сказал Слаймейкер. «Сходи к Чертовым Воротам, — добавил Хертс. — Загляни в резервуар. Воды городу осталось на один глоток. С тех пор как тебя увезли, все полетело в тартарары».
Хертс со Слаймейкером были ребята добросовестные, но, как и все прочие жители долины Сан-Габриел, хорошо жили, когда устанавливалась сырая зима, жили еще лучше, когда воды заполняли каньоны, а потом туговато — на исходе зимы, когда становилось сухо. Память у них была глубокая, но неточная, в годы дождей они забывали о засухах, а в долгие, тощие годы засух чесали в затылке и забывали, что из горных источников била ледяная вода Конечно же, многие привыкли, что бурлящие воды неслись по бетонным желобам из долины Оуэнс, но Хертс со Слаймейкером не были столь доверчивыми; они твердо знали, что в любой день сверху может протянуться рука и перекрыть этот кран. Вода, белая, точно пена, казалось, никогда им и не принадлежала — она текла в Лос-Анджелес, за нее взимали плату, как за бензин на заправке, и Уиллису Пуру очень не нравилось, что свою же воду он покупает у какого-то чужака из соседнего округа. Нет, на его земле его работники — Хертс со Слаймейкером — будут качать воду из его колодцев. «Ребята, когда последний высохнет, тогда и пойдете домой», — говорил Уиллис. Он так шутил, потому что никогда серьезно не думал, что его колодцы пересохнут все разом; он не думал так потому, что его отец, уже давно к тому времени покойный, никогда бы не выбрал для себя никчемный участок земли. Но к лету тридцатого года со дна колодцев стало слышаться эхо, вода еле сочилась из них, и ее жалкий ручеек годился разве что на то, чтобы смыть озабоченность из глаз Хертса и Слая.
Брудер ушел от них дальше в рощу, и Линда двинулась за ним. Она не знала еще, что скажет ему, что предложит. Если Черри в своей статье написала правду, выходило, что Линди рассказала сплошную ложь? Концы никак не сходились с концами, но Брудер стоял сейчас перед ней живым подтверждением: освободившийся заключенный, с которого сняли обвинение, то есть отменили решение судьи. Показания Линди пересмотрели в этом новом свете и объявили бесполезными. В статье Черри бросались в глаза слова: «Миссис Линди Пур дала показания против мистера Брудера, но, как записано в протоколе, однажды упомянула, что было слишком темно и невозможно было разобрать, "где что стояло и где кто находился"».
— Тихо совсем на ранчо, — заметил Брудер. — Как дела идут?
Она не совсем поняла, с чего это вдруг благосостояние ранчо так его волнует, но ответила, что года три назад Уиллис закрыл упаковку и передал все дела бирже производителей фруктов. Рабочие больше не оставались жить на ранчо весь сезон; они трудились теперь поденно, а тяжелые ящики, в которые они ссыпали апельсины, тут же на грузовиках отвозили на кооперативную упаковку в Бёрбанк.
— Я чуть ли не на коленях умоляла Уиллиса не закрывать упаковку, — сказала Линди, — просила его подумать о девушках. Что с ними станется? А он ответил, что ему вовсе не улыбается кормить каждую девицу в долине Сан-Габриел.
— Он прав. Хочешь управлять ранчо как следует — отбрось все чувства в сторону.