Я замолчал, поскольку Кремер повел себя невежливо. Он поднялся и, держа в лапище мой фотоаппарат, так что ремешок свисал до пола, двинулся к двери. Подумав, не собирается ли он двинуться на поиски Вулфа, я затрусил было за ним, но в прихожей он молча оделся, не дожидаясь моей помощи, и вышел, хлопнув дверью. Я развернулся и прошел на кухню.
Увиденное мною там, как всегда, услаждало взор: самовлюбленный болтун самозабвенно уплетал воскресный ужин, деля трапезу с поваром. Фриц примостился на табурете в середине длиннющего стола и отправлял в свою разинутую, пасть сочащуюся мякоть молодого цикория. Вулф, за моим столиком у стены, увлеченно поливал тимьяновым медом свежевыпеченные бисквитики, пропитанные пахтой. Рядом с ним стояли бутылка молока и чистый стакан. Я подошел и налил себе молока.
Я спросил, где Мурлыка, и получил ответ, что поднос доставлен тому в комнату. Фриц сказал, что в печи осталась еще уйма бисквитов. Я поблагодарил и взял себе парочку.
— Вы знаете, — произнес я как бы невзначай, открывая банку с черной патокой, — складывается интересное положение. — Я полил патокой бисквиты. — Ведь Лон Коэн — не единственный в «Газетт», кто знает, что в среду я интересовался фотоснимками мистера и миссис Байноу. К тому же Кремер, убедившись, что из моего фотоаппарата — вашего фотоаппарата — извлечена пленка, почти наверняка пришлет сюда своих цепных псов с ордером на обыск. Более того…
— Я принимаю пищу, — раздраженно буркнул Вулф.
— А я не говорю о бизнесе. Это вовсе не бизнес, а утес, на который вы вскарабкались в погоне за наслаждениями, а теперь висите на самом краю, судорожно цепляясь кончиками пальцев. Как, впрочем, и я. Продолжу. Более того, когда они отыщут водителя такси — а они его отыщут, если только пожелают, — то сразу выяснят, что мы с Мурлыкой приехали сюда. Знай я наперед, что случится убийство, я бы, конечно, не привез его сюда, но…
— Избавься от этой пленки, — приказал Вулф.
— Совершенно верно. Первым же делом поутру. Но «центрекс» — серьезная игрушка, и если все случилось так, как предполагает Кремер, то на одном из кадров может быть запечатлена та самая иголка. Я знаю одно место, где могут быстро проявить такую пленку и изготовить диапозитивы. Правда, это обойдется недешево. Как вы на это смотрите?
Вулф согласился.
— Хорошо. Теперь следующее. Если Кремер, обнаружив, что фотокамера пуста, возьмет ордер на обыск, то как быть с орхидеями? Если вы не способны с ними расстаться, то я предлагаю припрятать их в оранжерее среди других цветов. Окажись здесь Байноу, этот номер, конечно, не прошел бы, но…
Зазвонил телефон. Я встал, прошагал к аппарату, установленному на полочке, и взял трубку.
— Резиденция Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.
Вежливый мужской голос спокойно и внятно сообщил, что хотел бы переговорить с мистером Вулфом. Я не менее вежливо поинтересовался, кто спрашивает мистера Вулфа, на что голос ответил, что не хотел бы говорить по телефону. Это существенно осложнило мою задачу. Я объяснил, что мистер Вулф ужинает и его нельзя беспокоить, но я, его доверенный помощник, не имею права назначать аудиенции анонимным лицам. Тогда голос решил сознаться.
Остальное было просто. Положив трубку, я вернулся к столу, вонзил зубы в бисквит с патокой и поведал Вулфу:
— Дело принимает занятный оборот. Извините, что не спросил у вас, но я был уверен, что вы пожелаете принять его. Мистер Миллард Байноу будет здесь через полчаса.
4
Миллард Байноу не стал усаживаться в красное кожаное кресло — он присел на него. Похоже, за все свои пятьдесят пять прожитых лет миллиардер ни разу не позволял себе рассесться в удобной позе или посидеть развалясь; вот и сейчас он примостился на самый край, выпрямив спину, чинно сведя ноги вместе и уперев кулаки в колени. «Кулаки» не должны вас смущать. Человеку, привыкшему всю жизнь раздавать направо и налево изрядные куски своего колоссального унаследованного состояния, совершенно естественно сжимать пальцы в кулак.
Как и всем другим, мне были, конечно, прекрасно известны и знакомы огромный рот и оттопыренные уши Милларда Байноу, а вот его спутника, представившегося мистером Генри Фриммом, я лицезрел только во второй раз. Впервые же я увидел его, когда он выходил из церкви Св. Томаса рядом с миссис Байноу. Он был значительно моложе и куда привлекательнее, чем Байноу, и вдобавок не стеснялся своих конечностей. Во всяком случае, он не только свободно развалился в желтом кресле, которое я поставил у края стола Вулфа, но и закинул ногу на ногу.