Завертел головой, стараясь дышать ровно и глубоко. Так, вроде пока позиция стабильна. Пока — на плаву. Но ждать долго нельзя — вода будет пропитывать одежду, тот же ватник сейчас словно спасательный жилет, а вот когда вата набухнет — совсем наоборот будет, как та кольчуга царская, что Ермака на дно утянула. Аккуратно, на считанные сантиметры, повозил зажатым в руках ружьем, убеждаясь. что совсем сверху — почти чистая вода, ну взбаламученная, конечно, но вода. Дальше и глубже — плотнее. На кисель густой похоже. И совсем неприятно там, где ноги. Вот там — как в клею все. То есть, не клей конечно, но ногу выдернуть крайне трудно. Просто невозможно. Попробовал чуточку, тут же прекратил, потому как понял — сапог потеряет моментом, а ногу не факт, что выдернет. Вот действительно — засосало опасное сосало. И висишь в зыбкой жиже, словно космонавт в пустоте. И холодно от пропитывающей одежду воды. Сердце колотилось бешеной мышью, паника словно впитывалась вместе с водой, страшно было до рези в животе и адски хотелось заколотить руками и ногами, выдираясь из мерзоты ледяной.
— Спокойно, спокойно, не паникуй, Павлуша! — громко и наставительно сказал сам себе Паштет. Не очень обдряюще вышло, но тишину мертвецкую все же шуганул. Давила его эта беззвучность, нервничать заставляла тем, что безжизненно это место. Вспомнил, что сбоку от рюкзака веревка приделана. Если удастся ее снять, то можно примотать конец к ружью и зашвырнуть тулячку на островок, на эти пару метров он сможет метануть. А там торчит какой-то елковый сухостой, глядишь и зацепится якорем, и, потихоньку подтягиваясь по веревке, уже можно будет выкорчевать себя из этого паскудства. Очень соблазнительно так попробовать. Будь островок подальше — и думать бы не стал, а тут — вот он под носом почти. Так то бы постарался ползти, опираясь на ружье перед собой, читал, что некоторые охотники именно так выбирались из похожей беды.
Зашарил неловко в жиже, нащупывая непослушными пальцами моток веревки. Вроде бы достал, но чтоб ее отстегнуть, пришлось вывернуться мало не наизнанку, снимая лямку с плеча. И вроде бы еще глубже просел, ненамного, на пару сантиметров наверное, но дрожь ознобная прошибла. Показалось, что сейчас ухнет в эту жижу как топор и — передернуло от мутного ужаса. Попустило — не ухнул. Висел, как поплавок весом в центнер. Очень неустойчивый поплавок, надо заметить. И еще тоненькой струйкой лезло в башку совсем дурацкое, что топь эта не то, что осмысленно держит, но вот может там какая нечисть сейчас хихикает и неизвестность глубины внизу тоже холодила сердце и разум.
— Ладно. Чем я глубже погружаюсь, тем меня сильнее обратно выпихивает — опять же, чтоб не было тут так могильно тихо, по возможности бодро заявил Паштет, ковыряясь в мотке грязной и — черт ее дери — уже ухитрившейся спутаться веревке. Попытался вспомнить, что там было у Архимеда с его законом, но вертелась только глупое и неуместное, школьное еще:
Нашел конец, распутал с запасом — метра четыре, булькая и шлепая этой жижей, и с замиранием сердца ожидая, что сейчас провалится велосипед от этой возни, или рюкзак перестанет поддерживать. Привязал веревку на три узла к шейке приклада. Попримерялся, как швырять будет, и метнул со всей дури. Вертясь нелепым бумерангом, двустволка улетела на островок и елочки дохлые хрустнули от удара.
— Есть! — выдохнул с облегчением Паштет. Подергал за веревку, сначало нежно, тихонько, опасливо, потом злее и сильнее. Ружьецо зацепилось за что-то и хорошо зацепилось. Перевел дух попаданец. Чуточку легче стало. Самую капельку. Теперь в голову пришла идея примотать веревку другим концом к затонувшему велосипеду, глядишь и удастся потом с островка выдернуть, если рвануть как надо, со всей дури. Деревья-то вроде вон — совсем недалеко, с полкилометра, там значит край болота этого, потом велик еще пригодится может. Опираясь на плотик из рюкзака и палатки сунул руку туда, за седло, нащупывая заднее колесо.
К своему удивлению ничего не нашел. Полез глубже, больно уколол ладонь обо что-то. Отдернул руку. Полез из-под задницы, опирающейся на седло, трогая седло, шток, крепящий сидушку к раме, дальше по раме, багажнику, грязевой щиток странно куцый… Опа! И очень сильно удивился, сначала себе не поверив. Не было у велосипеда заднего колеса. Стал тщательнее щупать чертову тягучую жижу, с трудом понял — уколовшись еще несколько раз — срезало часть колеса, словно ножом, теперь колесо не круглое, торчат ссеченные огрызки спиц и вот под рукой как раз срез — палец в дырку попал, скользкие стенки, камера, похоже. Еще раз проверил — нет, так все и есть. Примотал свободный конец веревки к рюкзаку под собой, увечный таким странным способом лисапед вытягивать из болота смысла не имело. Пал верный железный конь в самом начале, но со славой, удерживая еще хозяина на поверхности, подпирая самоотверженно его седалище.