Жрать хотелось, долго уже перли. Достал сухарь, пожевал, запил из фляги. Дал хлебнуть камарадам. Потом вернули флягу уже почти пустой. Адреналин прогорел, накатила апатия. Но сосед это заметил — пихнул кулаком в плечо, дескать "Не спи, замерзнешь!". Встрепенулся, благо кто-то навстречу рысит.
Опять черный всадник, другой правда — борода лопатой — машет рукой, направление показывает — за холм надо идти.
И с холма открылось дикое зрелище — телеги, лошади, верблюды и черт знает что еще. Обоз ордынский! И в нем идет резня полным махом — видно, как сабли всверкивают, блики солнечные. И всадник орет — рукой машет дальше, дескать, не лезте, еще ехать округ надо! И там — где рубка — тоже орут.
А у Гриммельсбахера глазенки заблестели и руки, как самостоятельная живность из рукавов поползли, словно удлинняясь. Хоть крестись! Конь шарахнулся в сторону — под копытами тело ничком, бритая голова залита кровью вся, словно красным покрасили. удержал уздой, поторопил прутиком — остальные гурьбой неслись к какой-то цели. Поднажал следом, оглядываясь — вокруг было не безлюдно, носились всадники, кого-то догоняя и рубя на полном скаку, а сразу было и не понять кто — кого, честно признаться русские воины по шлемам и доспеху на крымчаков весьма походили. Тем более на непривычный Пашин взгляд да еще и издалека.
Догнал своих — сразу стало куда спокойнее, хоть и прохвосты редкие, но — спокойнее с ними. Повертел головой — кровищи нахлестано на утоптанной земле, тела валяются мешками тряпичными — и тут же главное понял — это артиллерийский парк! Телеги с поклажей, кони, волы — и орудия! Очень много! Резня тут была жесткая, совсем недавно кончилась — и видно было — пушкарей застали врасплох, но дрались они до последнего. Окровавленные мертвецы валялись на телегах, на земле, на лафетах пушек.
Только один в диковинной одежде, какую раньше Паштет не видал никогда, полз куда-то на руках, волоча ноги.
Гриммельсбахер тут же спрыгнул с коня и ловко зашиб раненого ударом сапога по бритой голове. Зашарил по телу, довольно цокнул языком, содрав с лежащего расшитый пояс и вытряхнув оттуда кожаный мешочек, глухо звякнувший.
Геринг, зло зарычав, хлестанул своей шпагой плашмя по спине мародера. Тот покорно принял удар, быстро сняв довольную улыбку со своей продувной рожи и спешно напялив не очень убедительную гримасу глубокого и полного раскаяния.
— Хассе, выбрать три пушки для нас — остальные — загвоздить! Мушкатерам — стрелять волов! Ты, ты и ты — бочонки с порохом в телеги, быстрее, чертовы дети! Быстрее, будьте вы неладны! Не грабить мертвяков, сначала — дело! Следующему проходимцу буду бить по башке и не плашмя! — ревел командир, вертясь на своем коне в тесноте обоза.
И тут же подскакала разгоряченная недавним боем группа московитов. Некоторое время стоял ор и брань — потом разобрались, что это тоже пушкари с охраной, из аръергада того отряда, что сейчас вцепился зубами в хвост идущей на москву татаро-турецкой армии, и хотят они всего — навсего — взорвать порох, чтоб у тартаров боезапасу не стало. Собственно та же задача стояла и перед бандой Геринга.
Тут до Паши дошло, что без орудий и пороха татары просто не смогут взять крепость, какой был Московский Кремль, значит и престол занять не выйдет. Не доглядели крымчаки, прохлопали свое тяжелое оружие! Сейчас-то Кремль — первоклассная цитадель, построенная по самым передовым технологиям и взять ее даже и с артиллерией очень непросто.
Захлопали выстрелы, медлительные здоровенные волы грузно валились на землю, но тут опять завопили те самые русские. Им страшно не понравилось, что в пороховом обозе пули летают и командир наемников, хоть и мешал ему гонор, вынужден был согласиться. Вроде даже чуточку и растерялся. но сообразительный "Два слова" негромко — только те, кто рядом был, услышали — подсказал:
— Поджилки резать!
И кивнувший ему Геринг, как бы вспомнив, громко велел делать именно это. А Паштету Хассе сунул в руки десяток длинных четырехугольных гводей — и показал наглядно, что делать — просто вбивать ударами молотка эти гвозди прямо в запальное отверстие. До шляпки, заподлицо! Сам канонир быстро запрыгал от пушки к пушке, выбирая то, что можно было увезти и взять на вооружение отряда. Ревели волы, неожиданно стряхнувшие с себя сонливую медлительность, но они были спутаны, потому немцы быстро и ловко резали им сухожилия, уворачиваясь от туш и рогов. Паштету было не до этой корриды, он бил грубо сделанным молотком. Неподалеку так же грохотали молотки его камарадов.
На секунду отвлекся, оглядывая все вокруг глазом горожанина 21 века, вздохнул: