Стрельцы поднимались на ноги, сотник тут же посыпал речетативом приказы, вздули фитили. Опять рев труб, слитный гул барабанов и ор приближающийся. Татаровы снова двинули на приступ. Змея полезла в мясорубку.
— Не остыло по такой жаре. Горячий ствол. И воды нет, и уксуса нет. Плохо — пожаловался старший канонир.
— Уриной прольем — буркнул Шелленберг.
Пушку подкатили так, что ствол даже высунулся из линии щитов. Толпа татар накатывала, словно прилив. И Паштету показалось, что эта волна чуточку отличается от прошлой — вроде как и поцветастее немножко и железо посверкивает местами — у кого-то из идущих на штурм кольчуги или панцири металлические и вроде даже мелькнули пару раз бликующие на солнце позолоченные вещи. Видать прав был сотник. Сначала совсем босяков спустили, теперь вишь какая-то побогаче публика пошла из племени захудалого, но не так убогого, как те, что сейчас валялись мертвым мясом перед гуляй-городом. А что, разумно. И пушки перегреются и руки устанут. И как только измотаются московиты — так и пойдет последним ударом знать и их родня. И слава им и потерь помене. Все так. Богатым — прибыль, а бедным — увечья. Ну, не дикари татары, вполне в тренде.
Орудие рявкнуло, метнув круглую смерть, как только штурмующие дошли до предельной дальности огня. Откатилась пушка от отдачи назад, тут же пошла привычная работа, чтобы успеть влепить в густую толпу побольше рвущего жизни чугуна.
Успели перезарядить ее дважды — плюнув в наступавших еще ядром, а потом накатив — каменным дробом, который странно фырча ударил в бледные злые лица атакующих. Опять пошла резня, сотник стрелецкий не обманул — несколько его людей теперь прикрыли буквально собой немчинскую пушку и ее расчет. В этот раз татарцы или ногайцы — мнения разделились у оборонявшихся — действовали как-то наглее и шустрее, отчего Паше припомнились показательные выступления спецназа — а конкретно то, как делали живую лестницу вояки — один на коленки вставал, второй сгибался пополам, подставляя согнутую спину и по ним товарищи шустро сигали через препятствие. Тут хоть было и не так ловко, но пяток врагов перемахнул через щит, троих приняли в топоры стрельцы, а парочка вылетела с саблями наголо прямо к немцам. Паша чуточку оторопел, но его грубо отпихнул в сторону "Два слова" и ловким ударом банника в лицо опрокинул левого из нападавших, а к тому, который был справа, вьюном скользнул Гриммельсбахер, что произошло — толком было не понятно, но татарин, хрипя шипяще и булькая, рухнул на колени, хватаясь руками за шею, откуда хлестко сквозь красно-лаковые пальцы плесканула кровища.
Стряхнул с себя оцепенение дурацкое. Увиденное поразило, если у стрельцов явно был боевой опыт, то от своих камерадов такой прыти в рукопашке Паштет не ожидал, думал — что типа стрельцов будут, ан видно, что профи есть профи. Тем временем "Два слова" деловито прирезал лежащего, мимолетом содрав с него пояс. Мастер. И в резне и в мародерстве — опыт налицо.
— В сторону! — крикнул фон Шпицбергену и сам ловко откатился. Паша поспешил последовать его примеру и тут же его шатнуло дымной волной — пушка метнула заряд в амбразуру, как только среди дерущихся канонир углядел промежуток. Рискованно было, но никого не зацепило, хотя Паштет ощутил — впритирку прошло. Стоят наемники своих денег. Настоящие мясники. Но, судя по тому, что вскоре будут рекрутировать обычную публику, как вон стрельцов, и бог твердо встанет на сторону больших батальонов — кончится время этих профи. Дорого стоят и мало их. Хотя сейчас — здорово, что они рядом! Захлопали мушкеты и вроде как посветлело.