— Стреляй! Стреляй! — рявкнул ему вполоборота повернувшись, старший канонир, успев отбить удар сабли наседавшего врага.
И Паштет, чувствую странную отстраненность, заработал как механизм. Сейчас ему дали целиться и оставшиеся патроны он использовал с толком, завалив последним — с пулей — отлично бронированного воина, которого секли в два топора и три сабли, но ничего не могли поделать. Чудом не попал в спину стрельцу, но — все же не попал, пуля ушла в бок блестящего панциря, вмяв в ровной стальной поверхности черную ямку, из которой тут же шибко потекла темная кровища.
Из тех храбрецов, что перемахнули через щиты на этом участке, живым не ушел никто. Бой, как казалось Паше, шел несколько часов, а на деле оказался куда скоротечнее — сколько надо времени, чтобы 15 раз перезарядить двустволку и прицелиться не очень старательно? Да совсем немного. Но вымотала Паштета эта драка напрочь. До дрожи рук и трясущихся коленей. Одна радость — окружающие ничуть не бодрее. Загнанные клячи.
Отдернул руку, обжегшись о ствол ружья. Через перчатку достало!
Огляделся. Как ни странно — компаньоны были живы. Залиты кровищей, одежда порвана, но явно целы. На колете Шредингера — пяток грубых разрубов, били саблей со всей дури, но не пробили. "Два слова" пыхтит, ощупывает себя корявыми лапами недоверчиво. Хассе руками об колени уперся, одышливо хрипит, втягивая с трудом горячий вонючий воздух. Но живы и целы. Профи. И сотник русский — тоже тут — странно поглядел, кивнул.
А вот подчиненных его легло много. А ранено — еще больше. Как косой по стрельцам секанули. Точно — уполовинили. Ну, понятно — у них ни кольчуг, ни колетов, ни кирас. Раненым помогают, но недвижно и плоско лежащих — очень много. И кровища под ногами в жижу землю превратила. Подошвы разъезжаются, как на подтаявшем льду.
Тут Пашу отвлекло то, что у него из груди торчит стрела. Ну не так, не бодро, на манер эрегированного члена, а воткнулась в ватник и застряла наконечником. И свисает оперенное древко вниз. Когда в него пальнули — не заметил. Даже толчка не заметил. Непослушными пальцами выдернул из ватника, бросил брезгливо на землю.
Словно после тяжелой пьянки заплетающимся шагом подошел к Хассе. Тот, не распрямляясь, покосился налитыми кровью глазами.
— Я в обоз. Зарядить надо.
— Ступай — прохрипел в ответ.
— Это куда? — растерялся очумелый шпицбергенец. Он вдруг с удивлением понял, что напрочь забыл — куда идти и где стоят телеги, а особенно — где телега канониров с его добром.
— Я доведу! — снизу заявил странно бодрый Нежило.
— Найдешь? — засомневался Паштет.
— Да, хозяин!
— "Два слова", прекрати себя щупать за мягкие места, ты не вдовица! Иди, помоги Паулю! — приказал старший канонир.
— Ребенок новорожденный — забурчал Шелленберг.
— Закрой едало и делай, что велено! — уже злее сказал Хассе.
— Иду уже — отозвался усмиренный бунтарь и троица пошла совсем не туда, куда бы пошел сам Паштет. Но спорить не стал, он чувствовал в тяжелой голове странную легкость и бездумие, словно вместо мозгов теперь внутри черепа был воздушный шарик.
Потом перед глазами все словно повернулось и встало на места. оставалось только дивиться, что так был дезориентирован. Сроду такого не припоминал за собой!
На минуту задумался — надо патроны переснаряжать при посторонних — или не стоит? Как бы не стукнули по башке в таком-то бою, он, разумеется, заинтриговал компаньонов роскошью жизни в Шпицбергене, но может найтись кто, считающий синицу в руках куда лучше журавля в небе. Капсюлей хватало еще на две перезарядки всех гильз, а пороха и пуль на одну. Хотя, тут рядом есть и порох и пули.
— Слушай, ты можешь пуль налить? — спросил у Шелленберга.
— Раз плюнуть!
— Тогда хорошо. Вот тебе мерка, я вставлю эти пистоны, ты засыпаешь порох, пыж, потом пулю. А вот это — картечь, ее тоже ставь.
— Худое дело — почему-то огорчился "Два слова" глядя на картечь. Потом поглядел на недоумевающего Паштета и махнул рукой.
— Тут сойдет!
Говорить не хотелось, обсохший язык ворочался во рту, как рашпиль. Слушали — что там, у стены? Там постреливали, но видно последняя атака охладила пыл нападавших, да и темнело быстро. Последние патроны собирали уже наощупь.
— Ну теперь тебе будет недурная работенка у нас дома — сказал Пауль, и пояснил, что сборка патронов — чистая и денежная ремесленная деятельность и занимаются ею как раз опытные в прошлом вояки. На такую похвалу "Два слова" осклабился, словно кот при виде сметаны.
Вернулись уже в темноте. Горевшие на щитах факелы света давали мало и Паштет споткнулся о трупы, которых раньше тут не лежало. Выяснилось — от пушки оттянули двоих приданных раньше, их Паша что-то весь бой не видал. Оказалось, погибли эти неудачники еще утром, а он и не заметил. Поверху таращился. Не под ноги.