Ну, а вот потом, конечно, таки заверте…
Хорь мечтательно похлопал ресницами, томно вздохнул, после уже нормальным, неожиданно деловым голосом заявил:
— А еще нашел я одно местечко, в реале, вот там все продается, диву даться. Жаль, не обучен я всякими астролябиями владеть, а то б взял, заместо жипиэса — на карте захоронки отмечать, на случай вернуться.
— Рынок что ли какой? И прямо все-все можно купить? — уточнил Паштет.
— Ага. Библия с автографом автора, например попалась. Сумочка из крокодиловой жижи. Канализационный люк из Казани. Схема бесконечности — ну, короче, все что может пригодиться — кивнул задумчиво головой Хорь.
— Не знаю. Вот зачем тебе, например, схема бесконечности канализационного люка? — усомнился Паша.
— Да уж. Надолго псу красное яйцо? — задал риторический вопрос водитель и закончил прагматическим вопросом:
— Ты, Павло, компас и веревку припас?
— Компас — да. А веревка зачем?
— Возьми обязательно. Случись что — будет на чем повеситься. Шутка. И в хозяйстве вещь нужная, так что метров двадцать хорошей веревки прикупи, я серьезно говорю. Сам не знаешь, что может пригодиться и когда. А иной раз предмет вроде и ненужный, а оказывается, что почище нужного нужен. И стоит дороже. Поди, знай.
— Да ладно тебе мозги пудрить — вздохнул Паштет.
— Откопали как-то под Псковом захоронку царских червонцев. Товарищу перепало от копаря в благодарность за нечто важное. Ну, хранил на чОрный день. Настал этот день, он понес червонцы сдавать к знакомому старому еврею. Тот посмотрел и говорит — подделка. Я, говорит, 50 лет в ювелирке — так вот подделка. Но очень старая, очень качественная и, говорит по опыту — возраст соответствует. Того времени фальшак, царского. Пошли по знакомым — в итоге оказалось — это еще кайзеровцы наклепали такого чтоб какую-то там диверсию финансовую устроить, в ПМВ. А потом как-то оно там под Псковом осело. Ушли червонцы дороже, чем если б настоящие были. А ты говоришь — бублики! Ну, ладно, до встречи! — пожал лапу и, лихо развернувшись, уехал. Паша задумчиво поглядел вслед колоброду, вздохнул и двинул домой. И веревку все-таки перед самым отлетом купил и сунул в карман притороченного к сидору палаточного чехла.
Глава десять. Опять странный старичок
Туман выпал густой и тяжелый. Машины, шедшие в аэропорт, тащились непривычно медленно, видимость была убогой и Паштет, глядя на ватную пелену в окне автобуса, уже обреченно понимал, что в таком молоке самолеты не летают. Над головой было тихо, что тоже подтверждало внятное подозрение. Так-то пока едешь, штук пять — шесть металлических птиц успевало прореветь, взлетая или садясь.
Равнодушный женский голос быстро подтвердил задержку рейса. Паштет сходил, посмотрел на электронное табло — мало ли что. Но и табло не порадовало. Публики было много, отменялись все рейсы уже несколько часов, потому обычно полупустой корпус аэропорта производил впечатление рынка в базарный день. Чертыхаясь, Паша брел мимо рядов кресел, выискивая себе местечко, но сограждане сидели плотно, словно кукурузные зерна. Орал какой-то неугомонный младенец, вертелись под ногами малоразмерные пострелята, багаж лежал кучами и в воздухе носилось напряжение, воспринимаемое словно атмосферное электричество. Пока было объявлено о задержке на пару часов, но равнодушное табло указывало, что не улетели еще и те, кто должен был свалить шесть часов назад, еще ночными бортами. Впрочем, Паше, как постоянному летателю в разные концы страны, это было привычно. Всякое бывало, потому раздражения особого не было, хотелось найти себе тихое местечко и либо покемарить, либо почитать, благо всякой литературы в мобиле было закачено много. Проблема была только в том, что публики оказалось слишком много. Впрочем, Паштет точно знал, что рано или поздно, а он себе найдет уголок, надо только поискать. Возникшее вдруг ощущение пристального взгляда заставило поднять глаза и осмотреться. Оказалось, что на Пашу смотрит тот странный старичок, который помирал несколько раз и помог преодолеть боязнь полетов не так давно. Попаданец кивнул, улыбнулся, подошел поближе. Старичок ответил тем же, продолжая внимательно вглядываться в лицо Павла.