Но ясно что если спекутся наши — то немцы не спеша догонят и писец отряду. Патронов в отряде мало, пулемет один — ручной ЧеЗет. До темноты еще ого — немцы всегда начинали облавы на рассвете, чтоб весь день впереди.
Ну, вот дошли до болота, замерзшего — но один хер — поле. Открытое пространство — тут не уйти, не успеть до того края — немцы выйдут с пулеметами и все, стрельбище воскресное.
То есть походу пора последний бой принимать. Однако, опытные были — сначала кто-то сообразил — ватник снял, на снег бросил, ноги в рукава вставил — и шажочками мелкими, но не проваливаясь по пояс — все быстрее гораздо. Так перебрались через поле, там потом одним своим пулеметом немцев немного подержали, заставив развернуться в порядок и всерьез выцеливать, что задерживает. Еще причем — натоптали вдоль опушки натурально "траншею" — потому пулемет перетаскивали с места на место довольно быстро, введя немцев в некоторое сомнение насчет численности.
За это время, меняясь, все привязали к валенкам лапник, и дальше рванули что любо-дорого, про гансов даже не вспоминая. Там только главная хитрость — не наступать самому себе "на ноги". И ходьба смешная получается если наспех сделано — словно в ластах по земле идешь.
— Так и ушли? — спросил Паштет. История, конечно, забавная, но до снега вряд ли дело дойдет, если вход и выход будут как у Лёхи.
— Да, так и ушли. Помню еще только, как дед живописал тихий ужас — лес зимний, тихо же все — и СЛЫШНО как каратели идут, ругаются, переговариваются — негромко причем. Ельник невысокий — то есть летом-то в рост а сейчас типа по пояс, в снегу елочки — звук гасят, непонятно откуда, ничерта не видать — а СЛЫШНО. Вот-вот догонят, щаз из-за елочки выйдут — а сил-то совсем нет. И кажется, что выйдут не спеша, не усталые, а ты мол такой что и винтовку поднять сил нет, пот льет, дыхалка все, в глазах плывет кругами. От этого, говорил, еще сильнее вперед рвешься — метров двадцать прошел, устал — а все так же СЛЫШНО. И не постоянно слышно — а то там звякнет то отсюда кто-то скажет что-то. Дед, думаю, ужастиков не смотрел, а то бы наверно сравнил. По его рассказу — натурально хичкоки все курят в стороне. Меня тогда до костей пробрало. А кто отставал, тех немцы застрелили. Несколько человек отстало и, естественно, никто и не подумал оставаться или тащить. Только патроны забирали, если рядом кто был.
— Ходил я по такому снегу, тяжело даже с небольшим грузом, даже на лыжах. Тропинку тропили по очереди, минут через пять я был сырой насквозь, хотя морозяка был градусов двадцать с лишком — кивнул Паштет.
— Тропинку им командир запретил сразу — по тропинке бы нагнали и все, кранты. Нельзя врагу тропинку давать — уверенно сказал врач. Паштет присмотрелся к собеседнику. Что-то ему показалось, что его собеседник стал дышать чаще и вроде как губы посинели. Или показалось?
Старый лекарь привычно вытащил из кармана пластиковую пробирку с белыми таблеточками, сунул одну из них под язык, словно бы прислушался к себе.
— Валидол? — спросил знаток медицины по имени Паштет.
— Нитроглицерин. Валидол — мятные конфетки, толку от них нет. Сейчас лучше станет, ничего особенного — прошепелявил синими губами доктор, опять же это — говорить, прижимая языком таблетку, было у него отработано.
— Может, вам лучше сесть? — закрутил головой попаданец.
— Пустое. Сейчас будет легче. Просто, я немного разволновался. Столько всего вспомнилось и хочется вам рассказать самое важное, а поди знай, какую и где вам соломку стелить. А то потратишь кучу времени, нарассказываешь всякого разного, а вам оно и не понадобится. а вот то, что нужно — и не рассказал. Поди знай! Вот еще вспомнилось, что говорили те, кто выжил. В лесу можно ночью даже бегать, даже в ельничке. Наклонив башку и руку ладонью вперед. Один хрен смотреть кроме как под ноги незачем, все на слух, а если осмотреться то все одно с места. Кстати, я не верю во всякое это экстрасенсорное — но вот как ни крути — выставленная вперед ладонью расслабленной рука — как-то повышает чувствительность на…. ну присутствие или следы присутствия. Наверное, это что-то сродни лозоходству, когда воду или клады ищут. Как и то, что говорят про ощущение чужого взгляда на себе.