По воскресеньям мы посещали своих слушателей и однажды зашли и в этот дом, так как считали, что его хозяйка особенно заинтересовалась Божественной вестью. Войдя, мы нашли в доме всю семью оживленно беседовавшей с гостем — мужчиной, которого мы не видели раньше. Посчитав, что в данных обстоятельствах наша беседа будет неуместна, мы пошли в другой дом, рассчитывая прийти сюда в более удобное время. Но вы знаете, как написано в Библии: «Проповедуй во время и не во время».
Вечером эта женщина не пришла на собрание. Нас это очень удивило. На следующее утро мой друг разбудил меня, и по его голосу я понял, что произошло нечто ужасное. «Вставай, — кричал он, — вставай, быстрее вставай!» «Что случилось?» — спросил я. «Эта женщина, — кричал он, — она покончила жизнь самоубийством. Только что ее вытащили из озера». Первая мысль, ужасная мысль, промелькнувшая в моем мозгу, была: «Ты вчера не говорил с ней о Боге, ты не молился вместе с ней. Ты прошел мимо, а теперь уже поздно!»
Вместе с Кеннетом мы побежали туда, где проводили собрания. Там, позади кафедры, лежала накрытая простыней эта женщина. На кафедре я увидел записку и едва поверил своим глазам, прочитав в ней: «Господин Ричарде, будьте так любезны, скажите проповедь на моих похоронах». Внизу стояла ее подпись.
Позднее, по следам, оставленным этой женщиной на земле, обнаружили, что она сперва хотела зайти в воду, но ее нервы не выдержали, и она не смогла этого сделать. Тогда она забралась на крышу нашего павильончика, который стоял на сваях в воде, и бросилась с него в глубину.
Эта женщина оставила на земле мужа и трех или четырех детей, прекрасный дом и все, что у нее было. Она сама лишила себя жизни. Потом мы узнали, что посетитель, которого мы встретили у нее в доме в тот день, когда прошли мимо и не выполнили своего долга, был давно любимым ею человеком. Каким–то образом его присутствие заставило ее забыть все: свои обязанности перед Богом, перед семьей, перед собой, заставило ее совершить этот ужасный поступок. Конечно, мы не имеем права судить и должны предать ее в руки Судьи Праведного. Никто не сможет понять ее состояние в тот момент: сознавала ли она, что делает? Но одно ясно: наша проповедь уже не достигнет ее, она больше никогда не услышит нашей вести.
Для каждого человека это было бы очень трудным и неприятным заданием — говорить на подобных похоронах. К тому же меня мучила мысль, что я должен теперь, хоронить женщину, которой не смог помочь в час великой нужды. Эта мысль стала невыносимой, когда мне пришлось встретиться с ее мужем и детьми. Но пройдя через все эти испытания, через несколько дней из этого городка вышли уже не робкие юноши, а два проповедника, глубоко проверившие свои сердца, давшие обещание Богу с Его помощью никогда больше не быть виновными в непроповедовании «во время и не во время».
Два кошмарных дня я готовил ту проповедь. Что же мне сказать? Что я мог сказать? С одной стороны, я почти чувствовал себя виновником этой трагедии. Если б мы хотя бы помолились тогда с ней вместе, возможно, все было бы иначе, но мы не сделали этого. На третий день приехала ее мать из Колорадо и привезла с собой проповедника другой церкви. Она сказала, что на похоронах своей дочери не желает слушать какого–то старомодного адвентистского проповедника. Я этому очень обрадовался. Для своей проповеди он взял стих из Откр. 21:1: «и моря уже нет».
Он говорил о море, как о символе разлуки, о том, что придет день, когда разлуки уже не будет. Окончив речь, он подошел ко мне и сказал: «Брат Ричарде, я знаю, что тема проповеди несколько не соответствует этому месту, но что же еще можно было сказать при таком случае, как этот?» Затем он добавил: «Вы, адвентисты, знаете книгу Откровения лучше меня. Пойдемте же на кладбище, помогите мне». На что я ответил: «Нет, вы говорите хорошо, продолжайте и дальше».