Таллинн - в переводе "датская крепость". Копенгаген - в переводе "купеческая гавань".
На стенах дворцов вместо кумачовых лозунгов - голубые гобелены. С викингами, крестоносцами, псами-рыцарями. Совершенно другая история. Хотя события те же самые. Боюсь, что история - не наука, а точка зрения.
На дороге между адом и раем - сутолока, автомобильные пробки. Стенька Разин на "Волге". Запорожцы на лошадях. Древние рабы римские с транспорантами "Спартак - чемпион!" Хрущев, похудевший от беготни взад и вперед. Гитлер со Сталиным на одном мотоцикле, сбоку Наполеон в люльке укутавшийся. Папа Карло по фамилии Маркс с томиком "Капитала" под мышкой и без гроша в кармане. Великий кормчий Мао Цзэдун плывет на паланкине над головами, цитатниками его обмахивают. Большевики "Аврору" по бревнам катят. В Кабул, наверно. Ленин на паровозе, в топку шпалы бросает, по которым уже проехал. Батька Махно, стоя на тачанке, палит по своим и чужим. Павлик Морозов кому-то кричит: "Добро должно быть с кулаками!".
Правители, герои, мудрецы - все бегают из рая в ад и обратно, в зависимости от того, куда их посылает историк. Или народ.
Копенгаген и Ленинград - крупные порты. Отличаются они тем, что в Копенгагене рыбы - как грязи, а у нас - только грязь и никакой рыбы.
Зато наши химики первыми создали искусственную рыбу: наливаешь в стакан водку и пиво - и получается ерш.
Датчане долго не могли меня понять: "Ерш?! Как же он в стакане живет?!"
Знаменитый завод "Туборг". На дубовом столе - группы разноцветных и разновеликих бутылок с пивом.
Я не знаю по-датски, мой сосед не знает по-русски. После того, как выпили, вдруг стали говорить.
Хмель - лучший переводчик.
- Крепкие напитки у нас пьют только по праздникам, - говорит мой сосед.
- У нас тоже пьют только по праздникам, - говорю я. - А праздник у нас тогда, когда есть что выпить.
В разговор вступает хозяин:
- Наш завод выпускает пять миллионов бутылок пива.
- В год? - спрашиваю я.
- В день, - уточняет хозяин.
Вся страна - 5 миллионов. И один день завода - 5 миллионов. Повальная автоматика. Несколько сотен рабочих. Следят только за тем, чтобы не было брака. Если бутылка или банка с браком, ее зацепляют какой-то клюшкой и сдергивают с конвейера.
- Неужели вы столько выпиваете?! - спрашиваю я, начиная девятую кружку.
- Нет, часть идет на экспорт.
- Ну, уж баночное, наверно, себе оставляете?
- Как раз наоборот - баночное экспортируем. Зачем засорять банками свою страну?
Вспоминаю наше баночное пиво - со своей банкой и приходишь.
Напившись, мы поем. Датчане любят петь. Как, впрочем, и все другие народы.
На обратном пути от "Туборга" я увидел человека, который нес из магазина десяток бутылок. Причем - все в руках: под мышками и между пальцев. Одна вдруг упала. Он наклонился за ней - с боем посыпались другие! У него осталась только одна целая бутылка. Что бы вы сделали на его месте? Зарыдали бы, застрелились или написали бы жалобу, почему не выпускают бутылки из бронированного стекла? Не знаете. А он сделал вот что. Он рассмеялся и сам грохнул оземь последнюю!
Приехав домой, в отчете о поездке за границу я написал: "Пропагандировал наш образ жизни - пил водку без закуски"
* * *
Датчанин, отправляясь на работу, берет с собой пластмассовую коробочку с бутербродами. 6-8 штук, завернутые еще в фольгу. Пиво он покупает прямо на месте.
Русскому человеку, отправляющемуся на работу, жена дает деньги на пиво и деньги на туалет.
Туалет в Дании, как и в России, находишь по запаху. Только у них запах - клубничный.
В датский туалет заходишь, как в парфюмерный магазин. Зеркала, кафель, операционная чистота. Ароматное жидкое мыло в прозрачном пистолете. Два барабана с бумажной лентой разной ширины. Я постеснялся спросить, почему одна лента - узкая, а другая - широкая? Для рук и для другого места? Третий барабан - с полотенцем. Полотенце - чистое, теплое, отглаженное. Или оно чистится, греется и гладится прямо в барабане, или его там в барабане сотни метров, - не знаю. Знаю только, что наши барабаны всегда были пустые, и от этого громко гремели!
Никаких инструкций пользования туалетом. Никаких проверяющих соблюдение этих инструкций, как у нас - в виде бабули за столиком со стаканом чая и бутербродом. Никаких стенгазет к праздникам под заголовком "Красный стульчак" (печатный орган).
Все туалеты в Дании бесплатные. Некогда думать об этих мелочах, поэтому эти мелочи продуманы. И не надо в поисках мелочи лихорадочно шарить по карманам.
Описывать наши туалеты я больше не буду. Они описаны и без меня вдоль и поперек. Но скоро даже в такой туалет можно будет попасть только по знакомству. Поэтому у нас пора уже выпускать новую единую карточку: автобус, троллейбус, трамвай, метро, талоны на еду, туалет. Правда, количество еды на душу, точней, на тело населения уменьшается с такой стремительностью, что, думаю, потребность в туалете скоро отпадет сама собой.
На одной из улиц Копенгагена я столкнулся со своей знакомой, которая там была уже неделю.
- Что тебе понравилось больше всего? - спросила она.
- То, что туалеты бесплатные, - сказал я.
- Как - бесплатные?! - ахнула она.
После этого разговора она стала забегать во все туалеты по десять раз на день и накручивать себе в сумки дармовую бумагу.
Как она объясняла потом изумленным таможенникам - для салфеток на свадьбу дочери.
Все это, конечно, я датчанам рассказывать не стал. Все это я от них скрыл. И про квартиры наши скрыл, где на всех жильцов только один туалет около кухни, который находится в ванной.
Представляю, какой это для них был бы удар! Для них, у кого в отдельной пятикомнатной квартире на двух человек у мужа и жены по отдельному туалету и по отдельной ванной. Представляю, как они изменили бы ко мне отношение! Подарили бы мне, наверно, килограмм мыла и пачку презервативов, "чтобы таких, как я, больше не было". И наверно, такой, как я, обязательно бы спросил: "А примерить можно?"
Наш быт - вот что, думаю, должно быть государственной тайной, а не последние конструкции танков и самолетов, уменьшенные копии с которых продаются свободно на Западе в магазинах игрушек.