-Какую правду?
Его брови дрогнули, как будто он был пойман в ловушку где-то между возбуждением и паникой, и Люстина не могла понять, что сильнее завладело им.
-Кто я есть на самом деле.
Сердце бешено колотилось, она осмелилась задать вопрос, от которого у нее сдавило ребра.
-Что?
Постояв с минуту в задумчивости, он покачал головой и снова принялся расхаживать. Он провел руками по волосам взад-вперед с таким видом, который казался нервным и выбитым из колеи.
-Я всегда чувствовал себя...другим. Особенный рядом с другими детьми. Мне всегда говорили, что внутри меня была тьма, и все же я любил свою мать, так как же это могло быть?
Озадаченное выражение на его лице усилилось, когда он возобновил свои расхаживания.
-Это было так, как будто внутри меня боролись две сущности. Постоянно конфликтующие в борьбе за доминирование. Но мир не видел меня таким. Они не видели потенциала для добра. Только у моей матери была хоть какая-то вера в то, что это было там.
Блеск слез в его глазах тронул сердце Люстины, и больше всего на свете ей захотелось обнять его.
-И ты .
Щеки ее пылали, она отвела от него пристальный взгляд.
-Конечно, милорд. Но я верю, что у всех нас внутри есть как добро, так и тьма. Почему епископ Венейбл наказал вас за это? Когда даже самый святой человек во всей Прецепсии сам несет тьму .
Губа с отвращением оттопырилась, он отвернулся.
-Потому что я могу видеть вещи, которые не должны быть замечены. Слышать то, что не может быть услышано никем другим .
-Как птицы. Но я тоже их слышу.
-Потому что ты носишь что-то, что они узнают. Частичка моей души . -Он шагнул к ней и протянул руку, чтобы обхватить ее лицо ладонями. -Нам было суждено быть вместе. Это твой свет, к которому меня влечет, Люстина. Это подпитывает темные мысли в моей голове.
Ладонь переместилась к ее горлу, ему не нужно было сжимать, чтобы заявить права. Его пожатие было нежным, но в то же время собственническим.
-Моя мать боялась, что одна сторона меня будет доминировать над другой. Что я стану таким же, как мой отец, вместо нее, и иногда я боюсь, что ты сделаешь это таким. Ты пробуждаешь во мне страстное желание. Чувства, которые я не могу контролировать .
-Я не нарочно, милорд .
-Конечно, нет. Это не в вашей природе - сознательно пробуждать зверя внутри мужчины. Ты делаешь это, сама того не зная . -Он провел большим пальцем взад-вперед по ее нижней губе, не отрывая взгляда от происходящего. -Твой запах. Твое прикосновение. Твой голос. Это взывает ко мне, как сирена, заманивающая меня в таинственную бездну. И все же у меня к этому ненасытный аппетит. Когда я думаю о том, что кто-то причиняет тебе боль или прикасается к тебе, те мысли, которых боялась моя мать, вонзаются в меня.
Его пальцы сомкнулись на ее затылке, а губы растянулись в рычании.
-Я не могу и не буду выносить мысли о том, что другой мужчина предъявляет на тебя права. Никогда. Ранее ты сказала, что никогда не будешь принадлежать мне. Но ты это делаешь. И я принадлежу тебе .
Как бы сильно ни взволновало ее то, что он сказал, его неумолимая решимость напугала ее не меньше. Никто никогда не хотел ее так. Никому никогда не было дела до юной Люстины, дикого ребенка, который жил в лесу со своей матерью-ведьмой. Конечно, никто не был так важен, как барон.
-Ты не можешь обладать тем, что любишь, мой Господин. Это так не работает. Ты должен попросить об этом, и я должна дать это добровольно .
-Тогда я спрашиваю тебя сейчас. Что ты скажешь?
В наступившей тишине Люстина смотрела в его глаза, его теплые, умоляющие глаза, которые обещали ей любовь и безопасность —то, чего никогда не было у ее матери. Внутренний голос упрекал ее за упрямую нерешительность, говорил ей доверять своему сердцу и простить мир за то бремя, которое он всегда возлагал на ее плечи.
Голос говорил спокойно и доброжелательно, и Люстина без сомнения знала, что он принадлежал ее матери. -Я говорю, что я твоя .
-Вечно .
-Вечно , - согласилась она.
Иерихон подняла руку, где клеймо Пентакрукса было выжжено на ее плоти. Он провел по нему большим пальцем, оставляя серебристые металлические завитки, которые поблескивали в мягком лунном свете. Тысячи странных символов, которые она не узнала, были встроены в завитки, великолепные и неземные.
-Ты больше не принадлежишь ни к церкви, ни к этим людям. Вы не связаны законами их мира. С этой ночи и впредь я - ваша церковь. Когда ты заблудишься, я - твое убежище. Когда тебе больно, я - твой эликсир . -Схватив ее за макушку, он запрокинул ее голову назад и пристально посмотрел ей в глаза. От интенсивности его взгляда у нее защекотало в животе. -Когда ты жаждешь удовольствия, я - твое милосердие.
Взгляд , полный убежденности , окутал его выражение, когда он сказал:
-Я сожгу дотла этот жаэлкий мир ради тебя. Только ты. Ты моя, маленькая недолетка. Всегда .
-Всегда .
Иерихон взял ее за руку, направляя к мягкому участку зеленой травы, и, положив ладонь ей на затылок, уложил ее там. Прижавшись губами к ее губам, он украл ее дыхание, распуская завязки ее ночной рубашки.
-Ты боишься? - спросил он у ее губ.
-Совсем чуть-чуть , - прошептала она. -Хотя, меня пугает мой недостаток опыта, милорд, а не вас .
Если бы она осмелилась признать это, это также было учением церкви, которое диктовало, что любые добрачные сексуальные действия, совершенные членом церкви, карались смертью.
-Я научу тебя наслаждаться скрытыми удовольствиями твоего тела. Скоро ты будешь жаждать так же сильно, как твоя потребность дышать, но ты не пойдешь ни к какому другому мужчине, чтобы утолить этот голод, ты понимаешь?
-Да .
Он слегка сжал ее горло и стиснул зубы.
-Обещай мне, что ты не будешь искать другого .
-Я обещаю тебе .
С этими словами напряжение, казалось, ослабло в нем, и, ослабив хватку, он кивнул.
-Ты будешь делать все, что я тебе скажу сегодня вечером, без вопросов, да? И ты будешь доверять мне .
-Я так и сделаю .
-Раздвинь свои бедра для меня .
Люстина судорожно сглотнула и сделала, как он приказал, открываясь ему. Подол ее платья поднялся по всей длине бедра, и уязвимость охватила ее, когда она лежала непристойно и обнаженно, выставив напоказ свои самые запретные части тела.
Колени дрожали, она боролась с желанием свести ноги вместе, когда барон уставился на нее сверху вниз с благоговейным блеском в глазах.
-Ты божественна, Люстина. Моя прекрасная и совершенная маленькая бабочка .
Девушке пришлось отвести взгляд, поскольку в тот момент она не чувствовала себя красивой или совершенной. Ее беспокоил каждый изъян — родинка на внутренней стороне бедра, маленький клочок волос, который начал там расти. Когда он прижал палец к ее плоти, волна шока и паники прокатилась по ней. Ахнув, она оттолкнулась от него и свела колени вместе.
Схватив ее за лодыжки, он потащил ее по траве, обратно на место, и вклинился своим телом между ее бедер, не давая ей снова сомкнуть их.
-Ты не двинешься с места, пока тебе не прикажут это сделать. Это понятно?
Она проглотила сухость в горле и кивнула.
-Да, милорд .
Устремив на нее взгляд, он возобновил свои прикосновения, наблюдая за ней. Ощущение было невыносимо приятным. Мягкое растирание, ставшее скользким со странной влажностью, казалось совершенно восхитительным и неправильным одновременно. И это странное ощущение пузырьков, которое напомнило ей о кипящем котле с водой. Не болезненно, но пылко и тепло. Помоги ей Бог, это было восхитительно.
Положительно возбуждающе.
Жар прилил к ее лицу, в то время как плотское желание потянулось где-то глубоко внутри ее живота, и когда она отвела взгляд, он нежно подтолкнул ее подбородок, возвращая ее внимание к себе.
-Ты никогда не достигала точки экстаза самостоятельно?
Сжав губы в жесткую линию, она уставилась на него в замешательстве.
-Экстаз ?
Его рот изогнулся в порочной улыбке.
-Тогда мне это понравится еще больше .
У нее перехватило дыхание, скольжение его пальца было таким липким и влажным, что ему едва ли пришлось сильно давить, чтобы вызвать трение и жар в том месте, которое жаждало большего.
Чего, она не знала. Она никогда не чувствовала ничего подобного.
Волнующий момент в ее жизни, и когда он протолкнул в нее палец, Люстина издала тихий стон. Она и представить себе не могла, какое неожиданное наслаждение может ощутить, как он движется внутри ее тела, скользя в нее и выходя из нее. В то время как его большой палец скользил по набухающему кусочку чувствительной плоти снаружи, его палец входил и выходил из нее, создавая неряшливый влажный звук, который, казалось, эхом отдавался вокруг них.
Постанывая и кряхтя, Люстина мотала головой взад-вперед, сжимая руки по бокам, словно в нее вселилось какое-то зло. Сладкая пытка, которая лишила ее конечностей и оставила бездыханной и слабой. Насыщение, которое она чувствовала,несомненно, должно было быть грехом. Ощущение было всем, и все же, почему-то, этого было недостаточно. Недостаточно! Как этого может быть недостаточно?
Словно услышав ее мысли, барон ввел второй палец, и Люстина выгнулась, почувствовав облегчение от вновь усилившегося давления. Без руководства она раздвинула ноги шире, подтянув колени кверху, и извивалась, когда он вводил свои пальцы в эту темную, запретную дырочку и выходил из нее.
-Ты воплощение чистой похоти, Люстина. Это страстное желание поглотить тебя неумолимо .