Кэй М.М.
Пассат
1
Пророчество старухи-ирландки с сомнительной репутацией необратимым образом сказалось на судьбе Геро Афины Холлис, единственной наследницы Барклая Холлиса из Бостона, штат Массачусетс. В значительной степени отразилось и влияние наследственности на ее взглядах и характере.
Мать Геро, Гарриет Крейн Холлис, всегда была горячей поборницей благотворительных учреждений, кампаний и дел. Барклай, внезапно сраженный классическим профилем и парой голубых глаз, об этом прекрасно знал, сватаясь к ней. Однако видел тогда в этом лишь признак сострадательной, истинно женской натуры и свидетельство тому, что его Гарриет обладает не только внешней красотой.
В то время Барклай Не предвидел, что Гарриет захочет, чтобы муж разделял ее рвение к добрым делам. Но едва медовый месяц окончился, понял, что его жена, не довольствуется только внесением довольно крупных пожертвований. Она считает своим долгом заседать в советах и комитетах, писать и распространять брошюрки с протестами против несправедливостей и требованиями реформ, решительно проводить кампании против таких зол, как пьянство, детский труд, проституция и рабство. Особенно рабство…
Барклай, флегматичный, безмятежный человек, любящий лошадей, шахматы и античную литературу, не томился желанием привести в порядок мировые и соседские дела, и поэтому считал, что Гарриет заходит слишком далеко. Само собой, всякий мыслящий человек должен согласиться, что мир испокон веков переполнен жестокостью, угнетением, несправедливостью. Только нужно ли Гарриет принимать это так близко к сердцу и делать из этого личную проблему? И когда жена объявила о своей беременности, Барклай обрадовался вдвойне. Он полагал, что с появлением наследника просторных акров Холлис-Хилла материнские заботы направят ее устремления и энергию в более спокойное домашнее русло.
Большая, крепкая семья, думал он, именно то, что необходимо Гарриет; красивые, умные сыновья, которые будут разделять его интересы к греческой мифологии и разведению породистого скота, да хорошенькие веселые дочери, которые вынудят ее заниматься только домашними хлопотами.
Но все вышло не так. Его жена слишком легко приходила в волнение, и несколько строчек на измятом обрывке газеты положили конец этой мечте — и самой Гарриет.
Орудием судьбы послужил сверток, где находились вязанная Шаль и красивая серебряная погремушка. Их прислала к рождению ребенка школьная подруга миссис Холлис, вышедшая замуж за фермера из Джорджии. Погремушка оказалась завернутой для пущей сохранности в газетный листок, и единственный, набранный жирным шрифтом абзац к несчастью привлек взгляд женщины, готовящейся стать матерью:
Продается негритянка с четырьмя детьми. Женщина двадцатитрехлетняя, спокойного нрава, хорошая кухарка и прачка. Дети, по всей видимости, от шести до полутора лет. Могут быть проданы вместе или порознь, по желанию покупателя.
Это объявление было одним из многих. Однако для Гарриет, страстной противницы рабства, самой вот-вот ждущей ребенка, черствая бесчеловечность последней фразы оказалась нестерпимой. Могут быть проданы вместе или порознь, по желанию покупателя.
Она побледнела и воскликнула высоким, сдавленным голосом: «Неужели у нас могут отнять детей? Родных детей? Они не имеют права! Это подло! Чудовищно! Это нужно остановить!.. О Господи, почему никто этого не остановит?»
Отшвырнув скомканный листок, словно отвратительное насекомое, она обратилась к мужу с истерическим отрицанием всего института рабства, а закончила тем, что схватив шаль, погремушку и бумагу, с яростью бросила их в камин. Бумага, вспыхнув, создала внезапную тягу, она втянула в пламя широкий муслиновый рукав неглиже Гарриет. Тонкая ткань занялась, будто пропитанная керосином. И хотя Барклай, бросившись к жене, стал гасить огонь голыми руками, но Гарриет все равно сильно обгорела, а боль и шок привели к преждевременным родам. Через полтора дня на свет появилась дочка, а сама Гарриет скончалась.
Барклай больше не женился. Ему было тридцать девять, когда он сделал предложение Гарриет, и краткий опыт супружества убедил его, что он не создан для семейной жизни.
Родственников Барклай сначала поразил требованием, чтобы дочь окрестили Геро Афиной (к тому же, последнее имя давалось в честь любимой кобылы, а не богини мудрости), а потом удивил и растрогал тем, что отверг великодушное предложение своей сестры Люси взять лишенного матери младенца к себе в большую, процветающую семью. Правда, истинная причина отказа была не в избытке родительских чувств к лежащему в украшенной кружевами кроватке крошечному существу, а в приверженности Люси к благотворительности. Сестра часто ездила с этой целью за границу.