Тревожилась тетя Эбби напрасно, потому что дочь и племянница, погруженные в собственные мысли, не обращали внимания на анекдоты. Геро хотя и смотрела на него, но не слушала, если он не, обращался непосредственно к ней. Она пребывала бы в рассеянности до конца обеда, если бы упоминание одного имени не привлекло ее внимания так внезапно и неприятно, словно она, идя во сне, наткнулась на стену.
— …одна из женщин Фроста, — произнес Клей.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовался отчим.
— Видел ее как-то раз, — ответил Клейтон и улыбнулся при этом воспоминании. — Она глядела из окна его городского дома. Который с дельфинами. Такая красавица, что трудно вообразить честное слово! Глаза величиной с блюдце, кожа выгладит, как… не знаю, что: золото, слоновая кость, сливки! И полтора ярда шелковистых черных волос. Увидев мой взгляд, она отпрянула от окна, но такое лицо забыть невозможно, и, войдя в лавку Гаур Чанда, я сразу ее узнал. Находилась она в задней комнате для покупательниц, но дверь от сквозняка распахнулась, и я увидел ее, она рассматривала серебряные браслеты или что-то в этом роде. Я вошел, представился, а дамочка закрыла лицо вуалью и держалась так, словно она чья-то добродетельная дочь, а не просто одна из фростовых шлюх.
— Клей, голубчик! — воскликнула с негодованием тетя Эбби. — Я не позволю таких выражений при девушках. И упоминаний о подобных женщинах тоже. Мистер Ходлис!..
Дядя Нат в ответ на воззвание раздраженной жены успокаивающе махнул рукой.
— Не нужно так волноваться, Эбби. Обе девушки уже не школьницы и могут знать, что на свете есть подобные существа.
— Все равно, я считаю, говорить на эту тему в смешанной компании не следует.
Клейтон засмеялся.
— Дорогая мама, ты, кажется, забыла, что это не Бостон. Мы на Занзибаре, здесь подобные вещи самое обычное дело, каждый мужчина, который в состоянии себе это позволить, имеет гарем. Возьми местное правящее семейство — никого из них мы не можем назвать законным отпрыском. Говорят, у старого султана родилось сто двенадцать дртей, и смерть его оплакивало семьдесят наложниц.
— Клейтон! — запротестовала тетя Эбби. — Нет, голубчик, я этого не потерплю. Знаю, что это слово встречается в Библии, что иметь их для арабов в порядке вещей, но этот Фрост не араб, поэтому дело обретает совершенно иную окраску, в высшей степени нежелательную, и я предпочитаю, чтобы ты вел речь о чем-то другом.
— Конечно, иную. Будь она гаремной одалиской какого-то араба, я бы назвал ее сарари. Но как любовница работорговца из белой швали она не более, чем…
— Клей!
Клейтон засмеялся снова.
— Ладно, мама. Извиняюсь. О чем тогда будем говорить? О погоде, как полковник Эдвардс, супруги Кили и Плэтты? Или о еде, как Дессинги? Или о женщинах, как Жюль, Джо и… Нет, эта тема запретна, так ведь? Остается погода. Мухаммед Али говорит, дожди начнутся еще до конца следующей недели. Я возразил, что слишком рано, но он клянется, что костями чувствует их приближение. Будем надеяться, что он прав. Хорошо бы смыло мусор с улиц, и прохлада стояла не только ночью. Геро, поедем завтра на верховую прогулку?
Геро, вздрогнув, отвлеклась от своих мыслей. Она с возмущением думала о мужчинах вроде Рори Фроста и местных арабов, смотрящих на женщин, как на существа, которые можно купить, использовать и забыть об их существовании; несчастные, хлополучные существа, которые не властны над своей участью и должны принимать объятия мужчины, рожать ему детей независимо от того, нравится он им или нет. «Одна из женщин Фроста» — пуританское отвращение вызвало у нее холодную дрожь, и она вновь ощутила потребность в безопасности.
— Поедем, Геро? — снова обратился к ней Клейтон. — Пожалуйста.
Она не осознавала, о чем он спрашивает. И ответила так, словно это был вопрос, которого жаждет любая девушка:
— Да, Клей!
И ощутила громадное облегчение.
Если Клейтона слегка удивил тон ее ответа, он ничем этого не выказал и полчаса спустя, в прохладном саду, где запах цветущих апельсиновых деревьев создавал свадебную атмосферу, задал тот вопрос, на который Геро уже ответила, и, хотя не знал этого, получил согласие на их брак во второй раз за вечер.
Нельзя сказать, что Клейтон был удивлен. Хотя у него и были сомнения, когда он отплывал на Восток. Они сменились уверенностью, едва ему стало известно о смерти Барклая и о том, что Геро приняла приглашение его матери приехать на Занзибар. Однако ее капитуляция в ту минуту оказалась слегка неожиданной, потому что в последние несколько недель он почти не виделся с ней. На уме у него были другие дела, а поскольку Геро была чем-то озабочена и явно несклонна к флирту, он решил не добиваться ее благосклонности, а держаться с ласковой почтительностью, дать ей время оглядеться, почувствовать себя более уравновешенной.