Девушка содрогнулась при этой мысли и впервые нашла ее скорее пугающей, чем бросающей вызов. Будет не так легко, как некогда казалось, покончить с грязью и заблуждениями, так как люди сжились с ними за долгие столетия. Или изменить правила и заповеди, которые управляли жизнью бесчисленных поколений.
Геро вздохнула и хотела отвернуться от окна, но тут легкий звук откуда-то поблизости внизу привлек ее внимание, заставил замереть и прислушаться. Он был еле слышен, и если б не унизительные воспоминания, пробужденные им, вряд ли она уловила его среди множества шумов ночного города. Но осторожный скрежет открываемого засова был ей знаком, потому что она открывала его сама с такой же осторожностью в ту роковую ночь, когда тайком отправлялась из дома в Бейт-эль-Тани.
В консульстве было темно, Геро погасила свет последней. Но боковая дверь, ведущая из холла на террасу, тихо открылась и закрылась.
Услышав приглушенный скрип дверных петель и легкий лязг защелки, Геро подалась вперед и вгляделась вниз. Но в темном саду ничто не шевелилось, и когда секунды через две она услышала хруст быстрых, осторожных шагов по толченым раковинам садовой дорожки, она с испугом поняла, что кто-то тихо прошел по террасе и спустился по ступенькам.
Темный силуэт, сопровождаемый огоньком, мель-кнул на фоне более светлых клумб и почти тут же скрылся среди апельсиновых деревьев в дальнем конце сада. Геро ждала скрипа садовой калитки, и когда он раздался, с удивлением обнаружила, что дрожит. Это нелепо, сказала она себе, это может лишь означать, то Джошуа, личный слуга дяди Ната, спящий обычно на задней лестничной площадке, чтобы его можно позвать в случае необходимости, дождался, пока хозяин заснет, а потом отправился в город на какое-то свидание.
Поднимать тревогу имело смысл, если бы кто-то вошел. Но выйти мог лишь кто-то живущий в доме. Некрасиво и глупо будить Клея или дядю Ната, чтобы доставить неприятности Джошуа или ночному сторожу. Все же этот инцидент встревожил ее, и вдруг смрад города, аромат гвоздики и диковинных цветов, заполняющие комнату, стали запахом таинственности и продажности, запахом Востока…
Геро содрогнулась опять и, задернув штору, вернулась в постель, но заснуть не могла. Потом ей неожиданно вспомнилось, что человек, так тихо выходивший из дома, курил сигару. Значит, то был дядя Нат или Клей, и беспокоиться нечего. Только вот зачем Клею…
Геро зевнула и погрузилась в сон.
24
— процитировал Эмори Фрост, жестикулируя рукой, 8 которой держал стакан. — Любопытно, что сказал бы Мильтон об этих райских фимиамах, если б хоть раз вдохнул запах Маската в жаркую ночь. Или этого целебного места!
Он поднял голову и потянул носом воздух.
— Ветер сменился. Завтра будет дождь — пришел муссон.
Маджид облизнул указательный палец, поднял его и через полминуты опустил руку со словами:
— Тебе померещилось. Никакого ветра нет, ни малейшего дуновения. Ты пьян, мой друг.
— Может быть. Но не настолько, чтобы не заметить перемены в воздухе. Ветер скоро задует, и через день-другой твой город-клоака станет вновь пригодным для проживания.
Маджид, пожав плечами, сдержанно сказал:
— Видимо, у белых очень чувствительные носы. Нас дурной запах на улицах особо не волнует. Он проходит, не принося вреда.
Вот тут ты ошибаешься. Вред от него большой. Он порождает болезни.
— Ерунда! Ты такой-же, как доктор-англичанин, добрый полковник Эдвардс и новая американка, похожая на мальчишку в женском платье. Она не дает покоя моим бедным министрам жалобами на мусор, который люди выбрасывают на улицы или на пляжи. А куда еще его выбрасывать? Не держать же дома — с таким запахом! Вот пойдут дожди, и все смоют.
— А потом прекратятся, и вновь начнется сухой сезон. Я знаю! Все вы лодыри и негодники.
— Ты хочешь, чтобы я транжирил доходы на снос старых строений и строительство канализации? Или содержал целую армию рабов для ежедневной уборки мусора?