— В жизни не слышал такой ерунды! — заявил он. — И чем скорее ты закроешь пасть, тем лучше. Зла на тебя не хватает! Почему ребенку не обучиться говорить на христианском языке? Насколько я понимаю, она твоя дочь.
Рори гневно возразил, что именно этот факт дает ему право воспитывать ее по собственному усмотрению, на что Бэтти ответил неприличным словом.
— Мне понятно, — проницательно добавил он, — ты хочешь воспитать ее полностью арабкой и сказать себе, что она целиком принадлежит Зоре, а с тебя взятки гладки. Не выйдет! Ребенок имеет полное право решать, с кем ему быть, и об этом его праве я позабочусь. Не любишь ты Амру по-настоящему, вот что. А если думаешь сказать, чтобы я не совался, лучше передумай!
Бэтти одержал верх, и Амра с одинаковой легкостью говорила на английском, арабском и суахили, правда в первом сбивалась на просторечное произношение. Но Рори по-прежнему старался не любить ее, как Зора и Бэтти, шарахался от этого чувства также инстинктивно и яростно, как необъезженная лошадь от человека с сахаром в одной руке и уздечкой в другой. А Зора по-прежнему думала: «Если б она родилась мальчиком!..» и мечтала о сыне, который привязал бы Рори к ней.
Фрост подержал в объятиях стройное, страстное тело Зоры, погладил по шелковистым, пахнущим жасмином волосам, но его устремленный вдаль взгляд был рассеянным, мысли его, покинув Дом с дельфинами, Занзибар и даже золото под стеной Кивулими, устремились к материку, Дар-эс-Саламу — «Мирному приюту», где хаджи Исса ибн Юсуф, богатый, почтенный землевладелец-араб жил с роскошью среди кокосовых плантаций и апельсиновых садов и мог быть или не быть другом или пособником пиратов с Персидского залива.
Прижавшаяся к нему Зора, утешенная объятьями и медленным поглаживанием по голове, все же ощущала его озабоченность, и поняв, что Рори думает не о любви, прижалась к нему покрепче и спрятала лицо, чтобы он не увидел слез, которые она старалась проливать лишь тайком, но теперь не могла удержать. Он не видел их, даже не замечал, что она плачет. А когда наконец она нашла силы оторваться от него и встретить его взгляд, он молча выпустил ее, и она увидела, что взгляд его устремлен на далекий горизонт, на лежащий за открытыми окнами морской простор, и он едва замечает, что больше не держит ее в объятьях.
Рори провел ту ночь на борту «Фурии», а на следующий вечер отплыл в западном направлении — потому, что Дар-эс-Салам лежит в южной стороне, а капитан Эмори Фрост взял за правило не раскрывать своих маршрутов — даже в тех редких случаях, когда не занимался сомнительными сделками;
Амра просилась с ним и, получив отказ, топнула ногой и бросила сердитый взгляд, который могли бы мгновенно узнать двадцать поколений Фростов. Он был точной копией взгляда Рори в дурном настроении. Бэтти подметил это, хохотнул, сказал, что она вся в отца, и когда-нибудь он сам возьмет ее в плавание, даже если придется пронести ее тайком на борт в морском сундуке, а пока что привезет ей самый лучший подарок, какой только можно купить.
Зора ответила на небрежный прощальный поцелуй Рори со страстной пылкостью и заверила, как всегда, что будет ежечасно молиться о его безопасности и скором возвращении. И лишь поворачиваясь к двери, он осознал, что на ней надето филигранное ожерелье и непонятно почему встревожился. К предостережениям Бэтти Фрост отнесся весьма раздраженно, но тут оказалось, что он сам не совсем свободен от предрассудков, потому что подошел к ней, взяв за щуплые плечи, повернул кругом, расстегнул застежку, снял ожерелье и швырнул в дальний конец комнаты.
— Оно недостойно тебя, — лаконично ответил Рори i на протестующий вскрик Зоры. — Привезу тебе что-нибудь получше. Не надевай его больше, моя жемчужина.
Он поцеловал ее снова, и на сей раз какой-то охранительный инстинкт побудил его покрепче прижать ее к себе, стиснуть так, что у нее перехватило дыхание, и поцеловать с грубостью, скрывающей внезапный страх. Это доставило ей счастье, какого она не знала много месяцев, и когда Рори ушел, Зора отыскала ожерелье и попыталась снова застегнуть на шее, оно было не только подарком Повелителя и, следовательно, доказательством его любви, но и слишком красивым, чтобы валяться в шкатулке. Но ожерелье оказалось хрупким. Зора обнаружила, что один из топазовых цветочков отлетел, а застежка сломалась. Связав подарок Рори шелковой ниткой, она решила на другой день отнести его к Гаур Чанду, ювелиру, и отдать в починку.