Легко было чувствовать себя доброй и энергичной, критически относиться к праздности, апатии других, когда с ясного неба светило солнце, а ночи стояли прохладными. Но жаркие, сырые дни и ночная духота давали себя знать, теперь лень, туземного населения, его способность изобретать предлоги, чтобы отложить любое дело до завтра или до следующей недели не казались уже столь предосудительными, потому что она сама становилась ленивой. Ленивой и более терпимой.
Даже послеполуденная сиеста, которая некогда казалась ей постыдной тратой времени, настолько вошла в привычку, что Геро иногда задумывалась, сможет ли когда-нибудь от нее отказаться. Однако по размышлении ей все же казалось нелепым, что она способна спать днем по три часа, хотя каждый вечер ложилась рано и крепко спала до шести-семи часов утра.
Вмешательства ее требовала еще масса дел: злоупотребления правосудием, которые никто не собирался изживать, мерзости, с которыми надо покончить, вопросы санитарных условий, которые дожди лишь смягчили, но не разрешили. Работорговля процветала по-прежнему, и хотя полковник Эдвардс регулярно заявлял султану протесты, мужчин, женщин и детей все так же открыто привозили на остров и продавали на невольничьем рынке.
— Так ведется уже две тысячи лет, — сказал Натаниэл Холлис, — и если потребуется еще двадцать — или пятьдесят, а то и сотня — чтобы искоренить работорговлю, ничего удивительного в этом не будет. Обычай — штука стойкая.
— Пожалуй, — уныло согласилась Геро. И дала Фаттуме побольше денег для Бофаби на покупку и освобождение рабов.
— Скажи ему, — велела она служанке, — пусть покупает лишь тех, кого больше никто не берет. Чтобы их не увезли на дау.
— Они будут благословлять вас за вашу великую доброту, — заверила ее Фаттума, кладя деньги в карман и думая, что может спокойно оставить себе половину, поскольку сумма была крупнее обычной. Ну и дурочка эта биби! Какая жалость, что скоро она выйдет замуж за бвана Майо и покинет Занзибар…
До свадьбы было еще далеко; ее назначили на конец мая, когда масика, «долгие дожди», будут позади и начнутся пять месяцев прохладных солнечных дней и приятных ночей. Клейтон предпочел бы более близкую дату, но Геро не соглашалась, потому что не хотела начинать в жару и сырость столь тонкое, интимное дело, как супружеская жизнь.
Тетя неожиданно поддержала ее решение, но совсем по другой причине. Срок пребывания Натаниэла Холлиса на своей должности, уже и так затянувшийся на год, должен окончиться в середине лета, тогда они смогут вернуться в Штаты к сентябрю — задолго до того, когда путешествие сможет осложниться рождением ребенка.
— О таких вещах надо думать, — доверительно сказала она Миллисент Кили, супруге доктора, — а если Клей настоит на своем, и они поженятся на Новый год, то Геро может в плавании сделать меня бабушкой. А если подождут до конца мая или начала июня, то в крайнем случае возникнет просто деликатная ситуация.
Геро эти соображения не приходили в голову. Она хотела лишь отложить свадьбу до того времени, когда станет возможно думать четче, избавиться от этой неестественной душевной и физической инерции, которая, несомненно, вызывалась влажной жарой и долгими часами бездеятельности. Сейчас у нее не было сил принимать какие-то решения. А ведь она всегда гордилась тем, что твердо знает, чего хочет.
Ей пришло в голову, что, видимо, судя о жителях острова, следует принимать в расчет его климат, потому что он не мог не сказаться на них. Как за очень короткое время сказался на ней! И на Кресси — она заметно увядала. Правда, Геро была не совсем уверена, что вялость и бледность кузины вызвана только влажностью. Но и большинство европейских женщин тоже побледнело, даже ее собственный безупречный цвет лица стал портиться от жары, проливных дождей и вынужденного бездействия.
Терезу в последнее время они видели редко, но Оливия постоянно заходила в гости и принесла весть, что одинокая Салме виделась после наступления темноты с юным Вильгельмом Руете, и они полюбили друг друга.
— Разве это не романтично? — восторженно выдохнула Оливия, — Мы все так жалели бедняжку, поскольку никто из членов семейства не хочет больше общаться с ней, даже Чоле, потому что Салме сказала, что, кажется, зря они поддерживали Баргаша и… Но она каждый вечер поднималась на крышу Бейт-эль-Тани, а мистер Руете выходил на свою, и они могли разговаривать, так как дома находятся рядом. Он учил ее говорить по-немецки, они полюбили друг друга, и теперь он хочет жениться на ней. Разве не восхитительно?