Лейтенант оставил у дома стражу и вернулся в гавань, где узнал, что «Фурия» снялась с якоря больше двух дней назад и взяла курс на юг. Но куда именно, никто не мог сказать.
Геро вез поперек седельной луки не Рори, а Ралуб, он держал ее железной хваткой, полузадушенную толстыми складками попоны, мешающей ей вырываться, так как большая часть сил уходила на борьбу за каждый вдох.
Услышав плеск волн, девушка поняла, куда они приехали. В следующий миг кто-то вскинул ее на плечо, будто свернутый ковер, и наконец поставил на ноги. Она освободилась от душной попоны и обнаружила, что вновь находится на борту «Фурии». Только не в капитанской каюте, а в гальюне, под замком. В маленький световой люк могла бы пролезть разве что обезьянка.
Геро провела там много часов; она знала, что шхуна плывет, но не представляла, куда и зачем ее везут. Могла только предположить, что Рори Фрост спятил и пошел на трюк, которого не мог совершить в прошлый раз — похитил ее ради выкупа. Поскольку она не могла вообразить, что кто-то покусится на ее добродетель, ей ничего больше не приходило в голову. Обнаружив на полу тарелку с едой, графин вина и кружку, девушка пришла в ярость. Значит, в этом тесном, недостойном помещении ей находиться долго.
К еде она не притронулась, и так как для сиденья было только одно место, просидела на нем большую чаеть дня, с каждым медленно тянущимся часом злясь все больше и мысленно твердя резкости, которые скажет Фросту при первой же возможности.
Возможность эта представилась лишь вечером, и Геро находилась уже не на «Фурии», а в Доме Тени.
Она услышала, как шхуна бросила якорь, и задумалась, где они могут находиться. «Фурия» как будто весь день плыла по ветру и, должно быть, достигла побережья Африки. Лишь потом девушка догадалась, что судно отошло от острова, как бы направляясь куда-то на юг, а потом, когда скрылось из глаз, описало дугу и подошло к Кивулими с севера.
Через несколько минут после всплеска якоря кто-то прошел по каюте, и в замке щелкнул ключ. Геро выпрямилась во весь рост и вышла с надменным видом. Но вертевшиеся на языке слова остались невысказанными, потому что освободил ее Джума, а не капитан «Фурии».
— Мисси сойдет на берег, — сказал Джума, блистая знанием английского и улыбаясь так радостно, словно принес добрые вести, и в нынешней ситуации нет ничего неблагоприятного.
Солнце касалось горизонта, тучи, появившиеся днем, снова разошлись, и закат был розовым, золотистым, абрикосовым. В саду Дома Тени щебетали перед сном птицы, запах цветов был густ, как дым кадильницы. Но Геро было не до красот, не до цветов и птиц.
Она не видела ни капитана Фроста, ни мистера Поттера и не знала, что мистер Поттер впервые в жизни поссорился с капитаном.
— Я против этого! — заявил Бэтти. — Если хочешь вышибить мозги этому треклятому гаду, я охотно помогу. Но в том, что он сделал, вины мисс Геро нет, и я против, чтобы она расплачивалась за поступки своего жениха. Сам знаешь, я не святой, но и не такой подлый сукин сын!
Рори долго смотрел на него, потом пожал плечами и отвернулся. Бэтти, надеявшийся вывести его из себя, спустился вниз, кляня всех женщин, и отвел душу в ссоре с коком.
Если б только, думал Бэтти, капитан дал волю чувствам, устроив кулачную драку или напившись вдрызг, то, может, с его лица исчезло бы то жесткое, ледяное выражение, появившееся, когда он узнал о смерти Зоры, и к нему вновь вернулось бы чувство меры. Но Рори не поддавался на провокации и хотя всю неделю пил постоянно и много, алкоголь, казалось, лишь усиливал его холодную ярость.
— Остолоп, лиходей, похититель! — бормотал Бэтти, воздерживаясь от более сильных выражений из опасения, что услышит Геро, и скрывался внизу, чтобы не встретиться с ней взглядом.
Внутри Кивулими походил на городское жилище Фроста или любой большой арабский дом на Занзибаре: центральный двор, открытый небу и окруженный ярусами веранд с колоннами. Винтовые лестницы с низкими железными перилами Поднимались от четырех углов двора, соединяя веранды друг с другом, и комната, в которую Джума привел Геро, во многом походила на ту, что она видела в Доме с дельфинами. Но только вход не завешивался портьерой, а закрывался толстой дверью, которую Джума за ней запер.
Девушка оставалась более разгневанной, чем испуганной, хотя слышала, как повернулся ключ, и понимала, что является пленницей. Три выходящих на море окна были открыты, зеркала в золоченых рамах, занимающие большую часть одной стены, отражали небо, верхушки деревьев и морской простор, поэтому комната казалась вдвое больше. В ней стояли широкий диван-кровать, завешенный противомоскитной сеткой, несколько инкрустированных столиков, два резных сандаловых кресла, пол вместо ковров покрывали циновки. Вторая дверь в конце комнаты вела в выложенную каменной плиткой ванную, а третья оказалась запертой.