Наступило недолгое молчание, потом Клей сердито, но уже не столь уверенно спросил:
— И что это доказывает?
— Что Тереза знает твой почерк и знала, где ждет ее автор письма. Потому что пришла она не сюда, а в тот дом. Я не говорила Рахиму, кого высматривать, даже не намекнула, что это может быть белая женщина. Надеюсь, ты не станешь говорить, что это совпадение, потому что поверить я тебе не смогу.
— Рахим, очевидно, ошибся, — резко сказал Клейтон. — Должно быть…
Он умолк, понимая тщетность-этих слов. Геро спросила спокойно, без гнева, так, будто ей было необходимо знать ответ:
— Клей, почему ты это делал?
— Я не… — начал было по инерции Клейтон. — Я…
Внезапно он сел на кровать рядом с Геро и уронил голову на руки.
Клейтон долго молчал, Геро смотрела на его ссутуленные плечи, на опущенную голову, и ей стало ясно, что она никогда его не любила. Тот таинственный инстинкт, присущий всем дочерям Евы, который мужчины — зачастую насмешливо — именуют «женской интуицией», подсказал ей, что питай она к нему любовь, этого чувства не уничтожила бы ни его ложь, ни то, что он не такой, каким она его считала. Эти открытия могут причинить боль, вызвать горькое разочарование и только. Ей не верилось, что можно разлюбить человека, если он причинил тебе боль и разочаровал тебя — как бы этого ни хотелось. Это не так просто. Разум может отвергать его, но ведь сердце отвергнуть не сможет?
Клейтон заговорил глухим, нетвердым голосом:
— Наверно потому, что не могу обходиться без женщин. Мать этого не понимает. У нее, видимо, была ужасная жизнь с моим отцом; он тоже был бабником, и, наверно, я унаследовал это от него. Нат, мой отчим, тоже не понимает этого, и я должен был скрывать все от них. В Штатах я жил отдельно, там это было легко. Но здесь приходится жить с ними в одном доме. Поэтому я и снял комнаты. Там я мог делать, что угодно… быть самим собой.
— Ты не боялся, что об этом узнают?
— Я понимал, что могут пойти слухи, но думал — это не страшно. Комнаты эти снял для меня Джо, на свое имя. Я знал, что он не выдаст. Там мы встречались с Терезой. У нас была… интрижка. Тут нельзя полностью винить ее; инициатором был я. Тиссо вдвое старше супруги, по возрасту годится ей скорее даже в дедушки, чем в мужья, и она… кажется, влюбилась в меня…
— Клей, — перебила Геро, — почему ты хотел на мне жениться?
— Это казалось хорошей идеей. И мать, и Нат хотели, чтобы я женился на славной, скромной девушке с большими деньгами, которая обуздает, остепенит меня. На тебе, в сущности! А ты мне нравилась. Очень, хотя не раз пугала меня, я думал, смогу ли выдержать это до конца, долго ли придется притворяться благородным, добродетельным, скучным, как миссионер-нравоучитель! Понимал, что рано или поздно ты меня раскусишь, но надеялся перевоспитать тебя. Один цздядей говорил мне, что мать была такой же добродетельной, когда выходила за отца, но, несмотря ни на что, всегда любила его и до сих пор не может забыть. К тому же я… думал, что хорошо знаю женщин и рассчитывал, что добьюсь своего. Сведу тебя с высокого пьедестала. Приучу любить то, что люблю сам — любовные утехи, вечеринки, веселье. Тратить деньги на развлечения, а не на обращение язычников, или борьбу с пьянством, азартными играми и прочим.
— Потому и спекулировал рабами и оружием? Чтобы иметь деньги на… развлечения?.
— Нет. Просто, чтобы иметь деньги. У тебя ежи всегда были, ты не знаешь, каково обходиться без них, или иметь недостаточно. Их так легко делать в подобием месте, что я был бы дураком, если б отверг эту возможность.
— Но, Клей — рабами! Как ты мог? Будь это что-то Другое. Те несколько рабов, что я купил и перепродал, никак не сказались на масштабах работорговли в этой части мира! Если б не я, их приобрел бы кто-то другой. И не я их поработил; они уже были рабами — схваченными и привезенными сюда. Тут уже ничего нельзя было поделать.
— А оружие?
— Это чистая коммерция, и нечего тут сентиментальничать. Политика здешних людей не заботит меня.
— Зато очень заботит дядю Ната. Если б он узнал… — Если б узнал, то отправил бы меня в Штаты на первом же судне. Может, оно было б и неплохо! Он вроде тебя, Геро; и этот старый болван Эдвардс тоже. Они, видимо, не смогли б провернуть выгодного дельца, даже если б хотели. Понятия не имеют о таких вещах. Но они ничего не добьются, а я добьюсь — если не попаду в тюрьму или не получу, как мой отец, пулю в голову от какого-нибудь психа!