Лук и стрелы, копье и отравленный дротик исчезнут, но меч не будет перекован на орало: цивилизованный Запад превратит его в оружие, уничтожающее людей сотнями тысяч, потому что люди жадны, а мир уже недостаточно просторен. Железные пароходы и поезда положат конец старым барьерам и древним обычаям, обуздание пара, газа и электричества будет означать рост городов, увеличение числа фабрик — и большой прирост рождаемости. Вскоре по сравнению с тем временем, когда он, Эмори Фрост, родился в тихом, старом помещичьем доме в Кенте, население Земли удвоится. Потом утроится, потом учетверится…
Станет больше Ограничений, больше Дисциплины, больше Законов. И больше Тирании!., всего, против чего он бунтовал. От них будет некуда деться. Рори задумался, будет ли мир в будущем столетии лучше благодаря им, и почему он не сознавал раньше, что его мнимые невзгоды оказались на самом деле завуалированным счастьем. Невероятным счастьем!
Он считал, что с ним дурно обходятся, и отомстил за себя, разорвав связи с родиной и не признавая законов. Но если бы легкомысленная мать не бросила его в раннем детстве, если бы надменный, озлобленный отец не умер, оставив его на суровое попечение дяди Генри и тети Лауры, то скорее всего он повидал бы на свете только ландшафты графства Кент да мрачный продымленный Лондон. И даже не знал бы, что упустил, не догадывался б, что его поколение в числе последних увидит далекие, диковинные места еще до того, как они будут захвачены, преображены и в конце концов затоплены неудержимым приливом индустриализации и единообразия. Но он сбежал — и увидел их.
Он плавал вдоль Берега Слоновой Кости, торговал рабами и раковинами каури, кораллами и жемчугом, мушкетами и слоновыми бивнями. Бросал якорь в гаванях, неизвестных западным морякам, и бесчинствовал в городах намного старше Лондона. Знал все порты от Адена до Акабы и Суэца; плавал через Аравийское море в Бомбей и Гоа; ходил пешком по жгучим пескам пустыни в загадочные, затерянные города, которых до него не видел ни один белый. Но до конца века через эти моря пройдут пароходные маршруты, — а древние города будут снесены, на их месте поднимутся безликие однообразные строения из кирпича и цемента, населенные некогда цветными людьми, копирующими белых в одежде и языке. Таким образом, со временем все города станут одинаковыми скоплениями домов и фабрик, магазинов, бульваров и отелей, их свяжут друг с другом поезда и пароходы, заселят люди, подражающие обычаям Запада.
Но он сбежал, и видел их. Видел мерзость и очарование, знал, что хотя мир сужается быстро, как песчаная отмель во время прилива, он пока что обширен и загадочен, полон неисследованных территорий, затерянных городов, прекрасных манящих горизонтов. И внезапно искренне пожалел всех, кто придет вслед за ним и никогда не узнает, что представлял собой когда-то мир, будет считать его, как и каждое поколение, самым просвещенным и наилучшим способом организованным.
Да, он был безмерно счастлив! И странно, что не сознавал этого раньше. Хотя, наверно, в глубине души знал. Все эти бродяжные, вольные, шальные годы он не просто путешествовал, а преследовал цель — любыми способами скопить достаточно денег, чтобы разорить дядю. И собрал намеченную сумму еще до того, как в руки ему свалилось баснословное богатство в виде золота. Она достигла нужного уровня, когда Клейтон Майо расплатился большими деньгами за партию пока что бесполезных винтовок. Но все же он не пытался избавиться от судна, вернуться на родину и теперь размышлял, вернется ли когда-нибудь.
Ненавистный образ дяди Генри внезапно принял обличье пугала-марионетки, мстить которой не имеет смысла. Вернуться лишь для того, чтобы завладеть своим наследством — а дальше что? Сможет ли он вести жизнь английского сквайра — гулять по своим владениям, вести разговоры о скотине и урожае, местной политике и событиях в рыночном городишке? Вряд ли. Эта перспектива нисколько его не манит. А возвратить фамильные земли только для того, чтобы они пустовали, или для продажи какому-нибудь незнакомцу, особого прока нет.
Фросты жили в Линдон Гейблз больше ста лет еще до того, как поместье было внесено в земельную опись Англии при Вильгельме Завоевателе. Один из Фростов сражался при Сенлаке за саксонского короля Гарольда, десять лет спустя нормандский король Вильгельм вернул принадлежавшее ему поместье его сыновьям. Первый Эмори вернулся туда, потеряв руку в бою при Азенкуре. Тайсон Фрост во времена правления Елизаветы выстроил там величественный особняк, его оборонял один из внуков Тайсона, сражавшийся за короля Карла, он видел, как дом был снесен солдатами Кромвеля, и вновь отстроил его в годы Реставрации.