Усилием воли Геро отогнала омерзительное видение, сердясь на себя за столь нелепые фантазии, и стала думать, стоило ли есть на завтрак солонину и пикули. Чувствовала она себя неважно, и явно не от морской болезни, мистер Марроуби сказал ей, что, привыкнув к качке, человек от нее больше не страдает. А она привыкла две недели назад. Но либо мистер Марроуби ошибался, либо солонина испортилась на жаре, потому что к горлу мисс Холлис подступала тошнота.
Каюта резко накренилась, судно стало подниматься по длинному склону водяной горы и когда достигло вершины, в иллюминатор проник серый свет, по стеклу зашелестели дождь и брызги. Потом нос «Норы Крейн» резко опустился, они снова устремились вниз, в темноту, за стеклом вновь забурлила вода; спуск все тянулся, тянулся, и в конце концов стало казаться немыслимым, что судно сможет подняться вновь; оно вдруг замерло, содрогнулось и закачалось от обрушившихся на палубу сотен тонн воды, потом снова поползло вверх, избитое, изможденное, но все же доблестно сопротивляющееся.
— Я не могу этого вынести! — произнесла Геро в душную, хмурую темноту. — Если останусь здесь, меня стошнит, а я не допущу этого! Ни за что!
Девушка вылезла из койки, ощупью отыскала туфли, обулась и вышла из каюты. Удерживаться на ногах оказалось нелегко, и она поднялась по трапу, ведущему из кают-компании на палубу, уже с головокружением и синяками. Засовы открывались туго, и когда она отодвинула их, дверь никак не поддавалась, потому что ветер дул в нее со штормовой силон. Наконец в минуту затишья Геро удалось распахнуть ее. Она оказалась на палубе и, запыхавшись, тут же насквозь промокшая, слишком поздно осознала невероятное безрассудство своего поведения.
Видимо, решила она, я заболела или спятила, отправляясь на палубу в такой шторм, и чем скорее вернусь в свою каюту, тем лучше. Но подумать оказалось легче, чем сделать, потому что дверь захлопнулась, и ветер снова не давал ее открыть. Геро с ужасом обнаружила, что не может ни ухватить как следует мокрую дверную ручку, ни потянуть, шторм прижимал девушку к мокрой панели и не давал дышать. Она впервые ощутила страх, потому что хотя время близилось к полудню, день оставался почти таким же темным, как ночь; и шторм на открытой палубе оказался гораздо более сильным и страшным, чем она могла вообразить.
Огромные чугунно-серые горы воды с пенистыми гребнями яростно вздымались на фоне черных туч и зигзагов молний, швыряли беспомощное судно туда и сюда, играли с ним будто гигантский кот с раненой мышью. Привязанный к штурвалу рулевой решительно старался вести клипер по ветру; но шторм казался живым существом; он вздымал качающееся судно, ронял вниз, отбрасывал в сторону и подхватывал снова.
Геро разжала дрожащую руку и попыталась протереть глаза от плещущих дождя и брызг; тут кипящий, пенистый вал плеснул через борт и, захлестнув ноги девушки выше колен, сорвал ее другую руку с дверной ручки. Юбки ее липли к телу мокрыми складками, а густые волосы из растрепанного пучка тянулись по ветру, словно длинные ленты бурых водорослей. Она ощутила, как к ней неуклюже прижался грузный мужчина; увидела мокрый плащ и яростное, изумленное лицо. Почувствовала на своей руке его пальцы и услышала сквозь рев шторма отдельные слова:
— Черт возьми… здесь делаете? Эта погода не… прогулок! Уходите! Спускайтесь вниз! Сей…
Ветер уносил слова, гром заглушал их.
Молния вновь расколола небо, и мужчина пронзительно вскрикнул:
— Господи!
Тут Геро увидела то же, что и он…
На них неслось другое судно. Черная шхуна, увлекаемая ветром и неспособная свернуть в сторону; со сломанной фок-мачтой, с тянущимися за кормой тросами. Смертоносная, как бросающийся тигр или скрытый риф.
Пальцы, стискивающие руку Геро, разжались, мужчина бросился к штурвалу, оттеснил плечом ничего не видящего за брызгами рулевого и с усилием стал перебирать рукоятки. Но Геро не могла отвернуться. Не могла оторвать глаз от приближающейся шхуны, она знала, что это смерть. Через минуту — даже раньше — она столкнется с «Норой Крейн», раздастся грохот ломаемого дерева, треск падающих мачт, потом над людьми и обломками забурлит вода, утянет их вниз, и никто не узнает, что случилось. Ей так и не придется принимать решение относительно Клея. Или чего бы то ни было еще. Времени уже нет… уже нет…