Бэтти будет жаль расставаться с Занзибаром, но пока при нем Амра, он не перестанет чувствовать себя счастливым. Странно, что мистер Поттер, покинувший без зазрения совести собственных детей на холодное попечение приютов и благотворительных учреждений, в своей небезгрешной старости проникся такой глубокой, самоотверженной любовью к этому ребенку-полукровке, внебрачному отпрыску другого человека. Но причуды человеческого сердца необъяснимы.
С того дня, как девочка впервые попыталась произнести его имя, пальчики ее ухватились за привязанность Бэтти и не ослабляли хватки. Он был ее добровольным, преданным рабом, она деспотически правила им и платила такими любовью и доверием, на какие по праву мог бы рассчитывать отец. И хотя Бэтти иногда отпускал едкие замечания по поводу сдержанного отношения капитана к собственной дочурке, Рори знал, что втайне он рад этой сдержанности, она позволила ему присвоить львиную долю любви ребенка.
Бэтти так сильно противился тому мстительному похищению больше из-за Амры, чем из-за Геро, он прекрасно понимал, к чему оно приведет. Рори понимал тоже, но тогда его так слепила ненависть, что он не думал о последствиях.
Эту кашу заварил я, подумал Рори, но расхлебывать ее буду не только я один — как ни жаль! Бэтти, Амра и Ралуб лишь трое из тех, кому ее придется отведать…
Шторм кончился незадолго до полудня, часа через два небо очистилось, и солнце стало припекать мокрую землю, выпивая дождевые капли с травы и с деревьев, пробуждая запахи тамариска, жасмина и сорванных листьев. К вечеру, когда стало прохладнее, Рори пошел в конюшню и с досадой обнаружил, что его кобыла Зафране все еще страдает от растянутого на прошлой неделе сухожилия. На всем скаку она угодила копытом в крысиную нору.
— Опухоль почти сошла, — сказал Ксрбалу, проводя узловатой рукой по шелковистой коже лошади, — но ездить на ней пока не стоит.
Рори угостил ее сахаром, который Зафранс приняла с благодарностью, и отправился на пешую прогулку. Пошел он вдоль пляжа в южную сторону, к Мкокото-ни, унылая северная оконечность острова ему не (нравилась. Ветер прекратился, было время отлиты, в море не виднелось ни единого судна, поэтому Рори вышел из-за деревьев, пошел по мокрому песку пляжа и двадцать минут спустя там, где длинные низкие мысы тянутся в море, и заросли мангро спускаются длинными рядами к соленой воде, обнаружил каяк, застрявший в расселине между неровными выступами коралловой скалы.
Он лежал, накренясь и накрепко застряв расщепленным носом, над ним жужжала туча мух. Но Рори мог бы пройти, не заметив его, если бы не отвратительный запах: тошнотворный, очень хорошо знакомый смрад гниения, отравляющий свежий вечерний воздух. Фрост подошел взглянуть на разбитое суденышко.
Глянув с гримасой отвращения, Рори было уже собрался отойти, но потом вдруг замер и быстро вернулся обратно. Достал платок из-за пазухи арабского халата, прикрыл им рот и нос и нагнулся осмотреть тело, лежащее, свернувшись калачиком, на дне каяка. Накануне вечером он слышал шевеление в лодке, то была не слабо бьющаяся рыба, а умирающий человек.
Признаки болезни были ясно видны. Рори выпрямился, снял одежду, обмотал вокруг пистолета, с которым не расставался в последний месяц, и, сунув ее в коралловую щель, вошел в воду, смочил платок и обвязал им лицо.
Вернувшись к каяку, он с большими усилиями высвободил его нос из расселины. Взял обрывок веревки из пальмовых волокон, некогда прикрепленный к исчезнувшему парусу, привязал неподвижного пассажира, чтобы он никуда не делся, и, оттащив лодку на глубокое место, затопил там, где она не обнажится даже при полном отливе. Потом отплыл ярдов на сто и принялся нырять, обмывая голову.
Выйдя в конце концов на узкий мыс, он пошел обратно к своей одежде, отложил пистолет, все остальное выстирал в море и разложил на горячем песке сушиться под косыми лучами вечернего солнца.
Воздух уже пахнул только соленой водой и грязевыми норками, где скрывались крабы, когда прилив отступал, обнажая корни мангро. Небо из ультрамаринового стадо светло-бирюзовым, закат пламенел, отбрасывая длинные лучи, отражающиеся в жемчужном кюре и золотящие рифы. Но Рори сидел, охватив руками колени, и ничего этого не замечал.