— Мне жаль, что ты расстроена, — сказал Клейтон, — но тебе вовсе не нужно было предлагать свою помощь. Пользы ты не принесла никакой, только измучила себя и нас. Впредь, может, будешь следовать советам тех, кто принимает твои дела близко к сердцу.
Он небрежно чмокнул ее в щеку, Геро содрогнулась от этой холодной, собственнической ласки, и внутри у нее что-то пропало. Теперь так будет до конца жизни, подумала она; повернулась, поднялась к себе в комнату и долго лежала там на кровати, жался, что не может заплакать. К Клейтону она не испытывала никаких чувств, но должна была выйти за него замуж и провести всю жизнь в его обществе; кротко принимать его холодные ласки, позволять ему распоряжаться своим состоянием, испытывать то же самое, что и сейчас — будто умерла не девочка из Дома с дельфинами, а она сама.
На миг она ощутила едва ли не зависть к Амре и ее матери, потому что у них нет никаких проблем. Жить разочарованной, с болью в душе, приучаться к смирению, постепенно превращаться в автомат — судьба едва ли не хуже Зориной. И скоро может возникнуть еще одна проблема. Прошло больше двух месяцев с тех пор как она уехала в дождливый вечер из Дома Тени. Оно еще не была уверена:., только боялась.
Ей хотелось поговорить об этом с кем-нибудь, и она жалела, что не заставила себя расспросить тетю Эбби, пока была возможность. Но, теперь уже поздно, а обратиться больше не к кому. Оливия будет восторженно потрясена, примется неумеренно сочувствовать и все разболтает, Миллисент Кили, приятельница тети Эбби, пожилая, бесчувственная, англичанка до мозга гостей. Доктор. Кили очень любезен, но все же это мужчина, чужой мужчина. Если б только отношения между ней и Клейтоном были другими… Будь Клей таким, как некогда ей представлялось, с ним можно было б поговорить. Но теперь это невозможно, и остается только Ждать.
Дни после возвращения в консульство были самыми долгими в. жизни Геро; впоследствии они казались ей нескончаемыми, тянувшимися несколько месяцев, а не всего две недели.
Дядя Нат запретил ей выходить из консульства, для надежности у всех выходов поставил слуг, на садовую калитку повесил новые замки и ключи от них держал у себя. Сказал, что не намерен позволять племяннице увлекаться новыми несносными причудами и позаботится, чтобы она до конца пребывания здесь вела себя прилично, не возмущала белую общину и не навлекала на себя позора, попадая в новые неприятные переделки.
Геро не выказывала намерения ослушаться, ее бледность и апатия стали беспокоить Натаниэла, иногда ему даже хотелось, чтобы в ней взыграл прежний дух. Он жалел ее, так как считал, что тут во многом повинна наследственность — раздражающая страсть Гарриет к реформам и эксцентричные взгляды Барклая. Потом, в конце концов, ей всего двадцать два года, а она в последнее время перенесла столько, что это потрясло бы и более взрослую женщину. Оставалось только надеяться, что бледность и нехарактерная для нее апатия вызваны смертью ребенка-полукровки. В противном случае положение до того скверное, что о нем страшно и думать.
Геро тоже старалась не думать о нем. Хотя уклоняться от этих мыслей было трудно, в долгие, ничем не занятые дни приходилось праздно седеть, делать вед, будто шьет или читает, прислушиваться к шуму дождя, шороху мокрых пальмовых листьев под ветром да неумолчному рокоту прибоя. Она гнала от себя эти мысли, закрывая от них разум, словно книгу, но обрывки воспоминаний прорывались и причиняли ей боль…
«Русалка, клянусь Богом!»… «Вы осуждаете работорговцев?»… «Что мне путь тот за край света без дорог и без тропинок… «Бедная мисс Холлис! Вот к чему приводят наивность и доверчивость»… «Я никогда не играю честно»… «Прощай, моя прекрасная Галатея». Белый голубь, воркующий за окном. Аромат согретых солнцем цветов под балконом. Светлячки в саду Дома Тени и мужские руки —» тонкие, смуглые, очень уверенные. Жесткое мужское тело… Как можно так сильно ненавидеть человека и вспоминать его с трепетом, столь далеким от ненависти? «Приятно сознавать, что ты врад ли забудешь меня…»
Клейтон и дядя Нат не вели при ней разговоров об эпидемии, Фаттума и другие служанки хоть и ходили с испуганными лицами, но о том, что происходит в городе говорили редко, а Геро их не расспрашивала.
Доктор Кили не навещал ее, он был слишком занят, чтобы наносить светские визиты. Миссис Киля хотела навестить, но у нее появился сильный насморк, заболело горло, поэтому она ограничилась посылкой дружелюбного письма и букета цветов. Зато Оливия Кредуэлл приходила при каждой возможности, приносила городские новости и скрашивала бесконечно тянущиеся часы.